Натан Рыбак - Переяславская Рада (Том 1)

Визирь жмурится. Солнечный луч ласкает сморщенное, как печеное яблоко, маленькое лицо визиря.

Тимофею душно в гостиной визиря. От ковров, от подушек, от шербета противный, сладковатый запах, тошнотворный, ядовитый привкус на губах.

Сейчас-то все это можно стерпеть. Тяжелее было в сорок восьмом году. Тогда визирь не вел с ним переговоров, тогда его держали заложником. Кто-то из мурз предлагал даже приковать его за ногу к крепостному орудию. Теперь не те времена.

Тимофей выпрямляется на подушках. Теперь он гетманский посол, сын великого гетмана Войска Запорожского и сам прославленный воин. За его спиной три похода и самостоятельная битва под Яссами. Можно говорить с визирем, как с равным.

Сефер-Кази пьет кумыс. Медленно отставляет пиалу на большое серебряное блюдо. Визирь переводит речь на то, с чего начал вчера. Как Москва? Как мыслит гетман о том, чтобы учинить поход на царя московского?

В глазах Сефер-Кази холодные льдинки недоверия. Тимофей разводит руками.

Он сих дел не знает. Пусть хан спросит самого отца. Одно может сказать Тимофей: Крымскому царству гетман и старшина – друзья верные и неизменные.

На том крест может целовать.

...Дел у гетманских послов было немало. Встречи с визирем. Раздача подарков визирю, мурзам, муллам. Иногда и тем, кто поменьше, сунуть надо.

Одному язык развязывала сотня дукатов, а другой становился разговорчивым только после третьей сотни. На все это был мастер Иван Неживой. Он отлично знал татарский обычай. Братался и шутил с татарами, а в случае нужды, – как сам говорил, – на коране мог поклясться.

Оставалось еще вручить подарки хану. Золотой меч и серебряный лук со стрелами. Было условлено: в пятницу хан, в присутствии всего дивана, примет гетманские подарки.

Как-то среди ночи к гетманичу явился Карач-бей. Начал издалека.

Тимофей понял: мурза может что-то сказать, но ждет даров. Пришлось расщедриться. Тысяча дукатов невесело зазвенела в кожаном мешочке, перекочевывая в карман Карач-бея. Мурза сказал:

– Визирю не верь. Зол, как шакал, и хитер, как лиса. Визирь получил письмо от короля и большие подарки. Польский посол лишь на днях покинул Бахчисарай. Орда пойдет. Но берегись. Визирь давал обещания королю, как и гетману. Какие – не знаю. Но то, что дал, знаю. Визирь с ханом – как лев с ягненком. Но хан без него обойтись не может. Возьми это во внимание и помни: так сказал тебе Карач-бей. Пусть гетман не забывает этого.

Карач-бей прижимал руки к сердцу, ко лбу. Мурза перегнулся через стол:

– У визиря одна мысль: гетмана с московским царем поссорить, этим он и хана держит в своих руках. Хан уверен: визирь это сделает, оттого и не отрубил еще ему голову, а визирь ждет удобной минуты, хочет отравить хана...

Мурза осекся и замолчал, видимо считая, что сказал лишнее.

– Быть тебе визирем, – беспечно сказал Тимофей, – ум у тебя канцлерский.

– Что ж, ты будешь когда-нибудь гетманом, я – визирем; будем жить в мире.

Карач-бей смеялся.

После этой беседы беззаботное настроение выветрилось, как хмель.

Тимофей ходил хмурый, сосредоточенный. Беспокоился: до пятницы еще три дня. Понимал – татары умышленно оттягивают день вручения даров хану.

Хотят, чтобы польский посол до Варшавы доехал. Ничего тут не поделаешь.

Тимофей сидел в горнице, попивая сладкий апельсиновый настой. Думал: как там, в Чигирине? Трудно отцу, хлопотливо. Нелегок гетманский сан. В горницу вошел Мартын. Гетманич посмотрел на казака, и сердце сочувственно сжалось. Щеки Мартына ввалились, словно после тяжелой болезни, губы пересохли. Мартын сел в углу на скамье, хрипло заговорил:

– Выручай, гетманич! Погибнет дивчина. Одна она у меня на всем свете.

Если бы еще не повидал, может, примирился бы. А вот когда увидал ее глаза, ты понимаешь, смотрит на меня, а в глазах ее мука, страшная мука и смерть.

На прощание попросила поцеловать в лоб, как покойницу...

– Буду просить хана, Мартын. От имени гетмана буду просить. Скажу – наша свояченица.

У Мартына стало светлее на душе. Вскочил на ноги, кинулся к Тимофею.

Крепко обнял за плечи, как брата.

...Долгий весенний день был на исходе. Пропели муэдзины вечернюю молитву. Село солнце. Розовая заря отражалась в стеклах бахчисарайского дворца хана Ислам-Гирея III.

Хан творил намаз в присутствии муллы Фатуллы. Хан возводил глаза к голубому потолку опочивальни, который умелым живописцем был превращен в небо. Живописец точно рассчитал, где будет сидеть хан, на чем именно остановится его взор, когда он будет обращаться мыслями своими к аллаху.

Перед глазами хана всегда была звезда вечности – Альдебаран. Вечны власть и мудрость хана, вечны воля и могущество его.

Хан творил намаз и беседовал с аллахом. Мирская суета осталась за порогом. Тут, в обширной опочивальне, под голубым потолком царили спокойствие и мудрость. Хан совещался с аллахом. Хмельницкий – гяур и шакал, наиневернейший среди неверных, снова звал его в поход. Султан приказал итти. Приказал, потому что султану Мохаммеду важно обессилить Польшу, выдавить, как лимон, хана. Султан воевал с императором Фердинандом и венецианским дожем. Польша не должна была вмешиваться в эту войну. Пусть с ней воюет Хмельницкий, пусть хан помогает Хмельницкому. Аллах слушает мудрые мысли хана. Но аллах молчит. В сердце хана нет спокойствия. Всякий раз, как он идет в поход вместе с гяуром Хмелем, он теряет покой. Всякий раз он ждет ловушки. Но благодаря визирю, хитрому и лукавому Сефер-Кази, хан все же выигрывает... И на этот раз визирь придумал ловкий выход. И на этот раз лиса Сефер-Кази держит в своих руках мудрого и храброго хана.

Нерушима на голубом потолке звезда вечности, как нерушима вера хана в свою мудрость и силу. Мулла жует беззубым ртом, шлепает губами. Это раздражает хана. Но он не может запретить этого мулле. Фатулла ближе к аллаху, чем хан, и в этом его преимущество. Кроме того, мулла Фатулла всегда заблаговременно доносит хану о замыслах и намерениях его визиря, и хан поэтому держит муллу при себе, не зная, что точно так же доносит мулла визирю о намерениях и замыслах хана. У муллы одна забота: спровадить в ад хана и его визиря и сделать властителем Крыма ханского брата Нураддина.

...Плывут мгновения. Но это за стенами дворца. А здесь, во дворце, в опочивальне с голубым потолком, тишина, спокойствие, вечность. Тут царят звезда вечности Альдебаран и всемогущий повелитель Крымского ханства, Ислам-Гирей III, которому платят дань короли и господари, который одним взмахом руки может послать трехсоттысячную орду на север, на запад, на восток, жечь и губить города и села, вытаптывать нивы, сажать на кол десятки тысяч неверных, брать богатый ясырь. Все это может совершить хан Ислам-Гирей III.