А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том I)

В начале царствования юная императорская чета нередко обращалась за советом или справкой к опытной, всезнающей графине Броницыной. Когда царь ездил после коронации за границу [303] В 1896 году Николай II предпринял первую после коронации поездку за границу: к австрийскому императору Францу-Иосифу; германскому императору Вильгельму II; десять дней пробыл в Дании; семь – в Великобритании, у королевы Виктории; неделю – в Париже. , на неё была даже негласно возложена вся иностранная переписка монарха. Но за последние два года царская семья замкнулась, уединилась, стала приглашать к себе всё реже, и государь почти совсем перестал заговаривать с графиней о серьёзных вопросах…

Адашев поспешил объяснить причину своего визита и передал баумкухен из Роминтена. Извинился, что приехал в парадной форме, прямо из Царского.

Оттенок озадаченной натянутости, с которым встретила его статс-дама, мгновенно улетучился. Глаза её словно смеялись. Конечно, она была польщена и тронута заграничным августейшим вниманием… Но первым порывом хлебосольной хозяйки было справиться: позавтракал ли гость? Жаль, что он не доставил ей удовольствия пожаловать без стеснения прямо к столу!..

Начались расспросы. Адашеву пришлось подробно рассказать свой день при германском дворе. Он описывал живо и красочно, тактично выдвигая Репенина на первый план.

Софи молча, с интересом следила за рассказом. Разве Серёжа способен всё так подметить и передать?

Ей померещился муж: почему-то – его жилистая шея и волосатая грудь… простоватый раскатистый смех… вечные сигары!.. Она чуть вздрогнула.

– Доктор Кудрин, – внушительным басом доложил седовласый дворецкий.

– С Мишей?.. – радостно воскликнула, вся покраснев, маленькая Бесси, благовоспитанно сидевшая поодаль с гувернанткой.

Софи рассеянно повернулась к падчерице:

– Кто это?

– Мой жених! – пресерьёзно ответила девочка, сияя глазами.

– What nonsens [304] Глупости (англ.). , – ужаснулась сухая, как гренок, miss Nash.

Пренебрегая уничтожающим взглядом нелюбимой гувернантки, своенравная белокурая куколка стремительно метнулась навстречу испуганно остановившемуся в дверях десятилетнему мальчугану. У него была смуглая курчавая головка тех ребятишек, которые бегают по улицам Палермо, продавая апельсины. Вслед за ним появился длиннобородый подслеповатый толстяк – земский врач по соседству с тульским поместьем, где тётя Ольга проводила лето.

– Наконец-то собрались в наши края, нелюдимый бессребреник! – встретила его хозяйка с радушной укоризной и сейчас же принялась расспрашивать о деревенских новостях.

Застенчивый туляк, видимо, терялся в непривычной светской обстановке. Надо было дать ему освоиться.

– Австрийский посол [305] Австрийский посол – граф Турн. , – доложил опять дворецкий.

Земский врач для бодрости духа провёл по потному затылку большим носовым платком. Пользуясь общей заминкой, Бесси властно схватила Мишу за руку и утащила в противоположную дверь.

Пожилой иностранный сановник нарядно склонил перед хозяйкой дома свою рослую, чуть сутуловатую фигуру. Он олицетворял, казалось, ту изысканную, неотразимую вежливость другого века, которой отличались дипломаты старой венской школы.

– Veuillez associer mes hommages a ceux de vos nombreux admirateurs [306] Разрешите и мне приветствовать вас как одному из ваших многочисленных почитателей (фр). , – сказал посол и сейчас же счёл долгом извиниться: – Un intrus est souvent pire… qu'ua cheveu dans une julienne [307] Незваный гость иногда хуже… волоса в тарелке супа (фр). .

Он находчиво изменил на лету начатую было русскую пословицу: у кого-нибудь из присутствующих ненароком мог найтись татарский предок [308] Имеется в виду пословица «Незваный гость хуже татарина». .

– Vous etes toujours le bienvenu [309] Вы всегда гость желанный (фр.). , – поспешила заверить гостя тётя Ольга и повела его в другую комнату.

Они уединились в её любимой полукруглой гостиной, полной столетней мебели, цветов и драгоценных музейных безделушек.

Привычный к роскоши сановник обвёл её восхищённым глазом знатока.

– Quel ravissant sanctuaire! [310] Какое восхитительное капище! (фр.).

Статс-дама предложила гостю сесть в большое уютное кресло, располагающее к неторопливой доверительной беседе.

У австрийского дипломата была на этот раз особая причина приехать с визитом. Он узнал, что намечен в ближайшем будущем занять должность имперского министра иностранных дел. Подчинённое положение двуединой монархии перед союзной Германией ему всегда казалось не соответствующим её великодержавности [311] Имеется в виду положение Австро-Венгрии как двуединой монархии в её Тройственном союзе с Германией и Италией (с 1882 г.). . В голове его исподволь созрел целый план деятельной сепаративной политики на Балканах. Сейчас он носился с мыслью до своего отъезда договориться тайно от Германии с Извольским и всех потом перехитрить. Австрийцу было важно проведать сперва, прочен ли на своём посту руководитель русской политики. Графиня Броницына представлялась ему верным барометром царскосельских настроений.

В первой гостиной без хозяйки как-то приумолкли. Сашок, переваривая завтрак, развлекался знакомой панорамой на Неву. Софи ушла опять в какие-то свои мысли. Она сидела неподвижно; только пальцы машинально перебирали лопнувшие нитки чудесной флорентийской вышивки [312] Флорентийская вышивка – вышивка из Италии. , покрывавшей соседний столик.

Кудрин с облегчённым самочувствием снял очки и, беспомощно выкатив почти незрячие глаза, стал прилежно протирать платком стёкла.

Светский навык давно подсказывал Адашеву, что пора встать и распроститься. Но сейчас что-то неодолимо влекло его не уходить… Пока здесь Софи. Пусть она молчит. Как много оттенков, сколько загадочных душевных изгибов таит её молчание!.. В нём укреплялось первое впечатление: нет, не пара ей Репенин, слишком примитивен.

Внезапно в бальном зале, замыкавшем анфиладу приёмных, прозвучало несколько уверенных аккордов на рояле. Затем послышался рыдающий цисмольный этюд Скрябина [313] Скрябин Александр Николаевич (1872 – 1915) – выдающийся русский композитор, пианист. .

Софи, Адашев и Сашок в недоумении переглянулись.

– Это… мой Миша, – как бы извиняясь, взволнованно сказал толстяк доктор.

Сашок вскочил:

– Не может быть!

Все четверо, крадучись, пошли слушать музыку поближе.

У открытого «Бехштейна» притихшая Бесси следила, затаив дыхание, с какой волшебной безошибочностью пальцы Миши бегают по клавишам.

– Теперь хочу весёлое, – нетерпеливо заказала она раскрасневшемуся мальчику, едва он кончил.