Ахмед Боков - Сыновья Беки

Дауд продолжал свой рассказ, не обращая внимания на выкрики.

– И на этот раз казачья верхушка делала все возможное, чтобы не допустить вайнахов, хотя уже в Моздоке было принято решение о прекращении вражды…

– Я же говорил вам! – с радостью перебил Дауда посланец Висан-Гирея. – А вы все твердите: Моздок, Моздок. Каких бы решений ни принимали, будь то в Моздоке, в Пятигорске или даже в самом Петербурге, не бывать томy, чтобы казаки мирно уживались с горцами. Потому-то и созрела необходимость объединиться всем горским народам без казаков!..

– Довольно, мы уже наслушались об этом! – прервал гостя Торко-Хаджи и добавил: – Тебе знаком Мят-Целе? [64]Тот, что на Столовой горе? В давние времена наши предки ходили туда вымаливать себе лучшую долю. Предложи тем, кто прислал тебя, чтобы они собрались там, и пусть создают себе на этом отшибе свое отдельное государство. А мы как-нибудь обойдемся и без Мят-Целе.

– Хорошо говорит!

– Воллахи, обойдемся! – согласно кивали в толпе.

Гость прищурил глаза и скривил губы.

– Мне кажется, что тебе, Хаджи, будет лучше, если я не передам этих твоих слов.

– За меня не тревожься. Я не ищу для себя особой доли.

– Что ж, хорошо! Не забывай только, что Висан-Гирей возглавляет национальный Совет, членом которого состоишь и ты, Торко-Хаджи Гарданов.

– Не забываю, не забываю, – кивал головой Торко-Хаджи, сурово глядя на гостя.

Тот укоризненно осмотрел стариков. Поняв смысл его взгляда, Шаип-мулла развел руками: мол, сделали все, что могли, не обессудь, коли не вышло, как хотелось.

Гость стал спускаться по лесенке. Элаха-Хаджи и другой старец последовали за ним. Шаип-мулла не знал, что ему делать. Он глянул растерянно на Торко-Хаджи, не велит ли тот проводить гостя.

– Пусть убирается, – сказал Торко-Хаджи, махнув рукой. – И эти пусть с ним идут. Людям, которые не могут ужиться с нами, и верно, лучше уйти.

Шаип-мулла согласно кивнул и опустил глаза. Делать было нечего. Надо пока подчиниться победителю. Божья сила велика, глядишь, назавтра все еще переменится, тогда он, может, и верх возьмет.

А Дауд тем временем продолжал прерванный перепалкой рассказ:

– …Несмотря на частичное сопротивление казачьей верхушки, на съезд мы попали. Ингушей было человек десять. Из Чечни приехал один Асланбек Шерипов, и тот добрался с трудом: у Ассинской неведомо как из-под пуль ушел…

– Пошли ему бог здоровья! – пробормотал в толпе старческий голос.

– …Большинство делегатов съезда приняли нас очень хорошо, особенно Киров…

– Кто это Киров?…

– Говорят, самый главный большевик…

– Так Ленин же главный?

– Ленин над всей Россией, а Киров здесь у нас главный над большевиками!

– А-а-а…

Торко-Хаджи поднял руку, призывая к тишине.

«…Киров приветствовал нас, – продолжал Дауд.

– Да пошлет ему бог много лет жизни, – снова раздался на площади тот же старческий голос.

Вслед за этими словами, как после молитвы, по площади прокатились возгласы одобрения.

– На съезде опять пришлось спорить с богатыми казаками. Они против передачи земель беднякам.

– Будь прокляты эти богачи! – всплеснул руками Гойберд. – Даже дети одной матери и то бывают разными, а богачи все как из одной шкуры скроены, какой бы нации они ни были. Удивительное дело.

– …Вайнахи во всем поддержали большевиков, – продолжал Дауд. – Заверили, что готовы защищать советскую власть и революцию. От имени всех нас выступал Гапур Ахриев. Он сказал, что мы ничего не пожалеем во имя свободы и земли. Если понадобится, и крови не пожалеем…

– Правильно сказал! – перебили Дауда из толпы.

– Сказал то, что и у нас на душе.

– Не пожалеем не только крови, но и душ своих.

Не все, конечно, были согласны с Даудом и его единомышленниками. Но противники понимали, что сейчас им лучше помолчать. Только Гинардко не сдержался.

– Пусть эти вшивые овчины отдают свои души, – шепнул он, толкнув в бок стоявшего рядом Ази.

– А коли не отдадут, недалек час – придут люди, которые сами возьмут, – ответил Ази. – Видишь вон ту лающую собаку? Один раз я его упрятал, да вот вернулся. Жаль, не прикончил тогда. Это он и ему подобные будоражат вшивых…

Но они вдруг замолчали, когда до них дошли слова Дауда.

– На съезде постановили о том, что вся земля переходит вруки трудового народа без всякой оплаты…

– Вот радость-то!..

– Дай бог, чтобы это была правда!

– …Подавляющее большинство признало советскую власть, – продолжал Дауд. – Сейчас повсюду приступают к выборам Советов. Вы тоже должны выбрать свой Совет, сельскую власть, а кого выбирать, это вам лучше знать.

На этом Дауд закончил. На площади поднялся шум, как на большом базаре. Даже те, кто всегда молчал, стали делиться своими мыслями.

– Во-о, люди, вы все поняли?! – обратился наконец к народу Торко-Хаджи.

– Поняли! Как не понять! – донеслось в ответ.

– Да отблагодарит его бог за эту радостную весть!..

– Так кого же мы выберем в Совет? – прервал возгласы Торко-Хаджи.

Наступила тишина. Люди думали. Только Шаип-мулла, оказывается, все уже заранее обдумал.

– Хаджи, – сказал он, обращаясь к Торко-Хаджи. – По-моему, Зарахмет бы очень подошел для этого дела…

Хоть сказал он это тихо, но слова его услышали многие.

– Зарахмет не из нашего села, – возразил кто-то.

– Хоть и не из нашего, зато грамоту знает и русский язык знает, – стоял на своем Шаип-мулла.

Торко-Хаджи молча слушал каждого.

– Его грамотность пригодится ему, когда вернется Угром! – крикнули из толпы.

Все кругом засмеялись. Шаип-мулла недовольно покачал головой.

«Вот, оказывается, зачем Зарахмет попал сюда», – подумал Хасан.

– Давайте поговорим об этом серьезно, – призвал Дауд. – Всем вам известно, что до сих пор еще ни разу в вашем селе не обсуждался такой важный вопрос – Он с минуту помолчал, окинул всех взглядом и сказал: – Мне кажется, что на это место очень даже подходит Исмаал, сын Товбота.

– Очень подходит!

– Честный человек!..

– Какой из него старшина, он же не знает языка бумаги.

Мнения разошлись.

– Языка бумаги не знает, зато знает язык людей. Знает, клянусь богом! – выкрикнул Гойберд.

– Есть возражение против него? – спросил Торко-Хаджи.

– Кто может быть против него! – ответили сразу несколько голосов.

– Кто против, поднимите руку.

Но рук никто не поднял. Не решились идти против большинства.

Хасан стоял довольный. Кругом происходило то, о чем он и мечтать не мог всего несколько дней назад.

Избрали в Совет и Малсага. Против него никто и слова не произнес, если не считать Товмарзу, который попробовал было съязвить, что, дескать, зять шурином править будет. Но Товмарзу словно бы и не расслышали.