Ахмед Боков - Сыновья Беки

Ему и правда было не нужно. Он же не конокрад. Хватит одного. Конь отличный, продаст, купит пятизарядную винтовку. А остальные деньги принесет матери. Она подкопит к ним – и будет в хозяйстве лошадь… Да и Нюрку жаль, как бы в беду не попала.

Так думал Хасан. А Нюрка? О чем она думала? Почему вдруг стала грустной? Сердцем Хасан еще не угадывает причины ее печали. У него пока все преломляется иначе, как-то по-детски. «Я вернусь, – сказал он себе, глядя на босоногую девчонку, – обязательно вернусь. Не за лошадью, а с деньгами для Нюрки. Все, что останется после винтовки, отдам ей. Пусть купит себе ботинки и платье. Красивое платье! Это нечестно. Получить от нее такого коня и не поделиться деньгами!»

Перевалив через хребет, Хасан поехал не в Сагопши, а к Ачалукам. Он решил оставить лошадь двоюродному брату Кериму. Пусть тот и продаст ее.

Керим оказался дома. Договорились, что он отведет лошадь в Назрань и там сбудет ее. Поможет и винтовку купить. Держись тогда Саад!

Прошла неделя. Дважды заезжал Хасан в Ачалуки. А денег все нет. Кериму в один день не удалось продать коня и пришлось оставить его у зятя. Тот обещал тотчас по продаже привезти выручку. Но, видать, не так все просто.

– Черт бы побрал! – сердился Хасан. – Выходит, легче было увести с Терека, чем сбыть с рук?!

Очень ему обидно, что не сбываются радужные надежды. И нет тебе ни винтовки, ни ботинок и красивого платья у Нюрки…

Вчера ночью Хасан заезжал домой. Мать заметила, что сын как-то особенно грустен. Она не угадала, что именно гнетет его. Ей подумалось другое.

– Все не слушал меня, поступал по-своему. Видишь теперь, как это тяжело, – скитаться по чужим домам да по лесным чащобам. Жизнь Дауда тебя ничему не научила. А я ведь говорила об этом.

Хасан сидел и молчал. Только иногда исподлобья взглядывал на мать.

– Скоро осень, а там и зима, – продолжала Кайпа. – Неужто так и будешь мыкаться. Я с ума сойду.

– Ну и пусть осень. В школах я не учусь. Терять мне особенно нечего.

– Ты никак попрекаешь меня, что не учу вас?

– Да что ты, нани? Никто тебя не попрекает. Ты же сама говоришь, что я взрослый! Оно так и есть, a потомy давно все понимаю. Как ты можешь учить нас? В ингушских селах школ нет. А чтобы отправить в город или в казачью станицу, в ихнюю школу, нужны деньги.

Мать тяжело вздохнула и сказала:

– Ты и правда уже взрослый… И умный… Только зря ввязываешься в эту заваруху. Видишь теперь, что ничего вы не поделаете с властями. Ни Дауд, ни Малсаг и уж конечно ни ты.

– Не говори так тнани! Прошу тебя. Иначе я больше не буду приходить.

Кайпа замолчала. Но ненадолго. И скоро завела вроде бы про себя все о том же:

– С властью не сладить! За падишахом большая сила. Говорят, их род триста лет царствует. Завтра в Пседахе народ собирают. Слыхала я, что будет большой праздник. Триста лет сидят. Это, сынок, что-нибудь да значит.

– А раньше разве не было падишахов? Триста лет назад? – спросил Хусен.

– Не знаю, возможно, и не было, – пожала плечами Кайпа.

Все замолчали. Каждый думал о своем. Хусен о том, был ли и раньше царь, а если нет, то как тогда люди жили без царя? А у Хасана невольно екнуло сердце. На праздник, наверно, и Саад явится. Ему же, Хасану, туда и носу нельзя показать. Да хоть бы и можно, какой толк? Винтовки-то ведь все равно нет.

Кайпа будто разгадала мысли старшего сына.

– Ради бога, Хасан, – взмолилась она, – только не вздумай пойти в Пседах! Тебя могут арестовать. Доносчиков везде хватает!

– Не волнуйся, нани, не пойду я туда. Подожду, когда будет праздник по случаю свержения падишаха. На него-то я схожу!

– Хорошо, хорошо, – обрадовалась Кайпа тому, что хоть на этот раз сын ей не перечит. – Хусен сходит, потом нам расскажет, что там было. Может, падишах хоть в такой день что-нибудь хорошее сделает народу.

– Эх, нани, – улыбнулся Хасан, – и ты ждешь от него добра? Ну что ж, снимай платок и получше слушай, чтобы не пропустить мимо ушей хорошие новости!..

– Все люди ждут, говорят, выйдет помилование осужденным. Может, и тебе после этого простят, будешь опять как человек дома жить. Вся душа у меня изболелась.

Хасан промолчал.

– А еще, слыхала я, земли дадут.

– Нани, ну что ты говоришь! – обозлился Хасан. – Кто даст тебе земли? Угром или Мазай?

– Падишах даст. У них лишнее отберет и даст!

– Не дождешься ты этого. Болшеки, знаешь, что говорят? Оружием можно забрать у них землю! И только!

– А, это разговоры Дауда!

– Он не из своей головы выдумал. У него и в Грозном и во Владикавказе есть знакомые болшеки. Они все знают!

Кайпа приблизилась к сыну, положила ему на голову свою худую руку. И ласково, как в детстве, стала гладить.

– Будь осторожным, сынок. Не дай бог с тобой что-нибудь случится. Этого я уже не перенесу. Сколько выстрадала, чтобы вырастить вас. И вдруг теперь, когда мне уже казалось, что самое трудное позади…

Комок подкатился к горлу, и Кайпа не могла больше ни слова сказать.

И Хасан растрогался.

– Да что ты, нани, – обнял он ее, – ничего со мной не случится!

Кайпа еще долго утирала глаза краем платка, потом, немного успокоившись, сказала:

– Ложись, Хасан, поспи немного. Отдохни. Сегодня гяуры не придут. Не до того им перед завтрашним днем. Все, наверно, сидят в Пседахе.

– Пожалуй, и верно, – согласился Хасан. – Уйду с рассветом.

Всю эту ночь Кайпа глаз не сомкнула. Перештопала одежду Хасана и все думала, думала…

Перед рассветом Кайпа с трудом добудилась его.

– Вставай, Хасан, – шептала она, – пора уже.

Мать проводила сына все с теми же напутствиями об осторожности. И осталась посидеть у порога. Еще не совсем рассвело, когда вдруг явился Мажи.

– Вададай! Ты что в такую рань? Не случилось ли чего?

– Мы же идем в Пседах! – удивленно посмотрел на нее парнишка.

Без Мажи не обходится ни одно событие: ни похороны, ни свадьба. А в день байрама, едва мулла прокричит с минарета, он уже успевает обежать все дворы, в иные и по два раза заглянет в надежде, что в темноте, да среди других ребятишек его не разглядели и не запомнили.

– А Хусен разве не встал? – спросил Мажи.

– Да еще ведь и не рассвело!

– Мы вчера с ним договорились, что пойдем пораньше. Когда все закончится, там делать нечего.

Пока собрался Хусен, и солнце взошло. Мажи не дал ему позавтракать.

– Там поедим. Говорят, столько скота зарезали, всех накормят, идем только быстрее.

За воротами ребята увидели людей, идущих в Пседах. Мимо пронеслась тачанка с девушками. Одна из них играла на гармошке.

– Они тоже туда? – спросил Хусен.

– Ну конечно. В такой праздник там, наверно, и танцы будут.

Самого Мажи занимали, разумеется, не танцы. Ему бы только наесться до отвала.

У своих ворот стояла Эсет.