Андрей Серба - Полтавское сражение. И грянул бой

Но, может, он, родовой казак-шляхтич и гетман, которому не раз приходилось отдавать своим сердюкам приказы о подавлении холопских бунтов на Гетманщине, смотрит на посполитых свысока и клевещет на них? В таком случае необходимо обратиться к мнению других людей, чьи суждения не подвержены влиянию личных чувств и будут намного объективнее...

Мазепа остановился у огромного кованого сундука в углу комнатушки, отбросил крышку. Нагнулся над аккуратно уложенными в нем доверху книгами, отыскал и вытащил две из них. Грустно усмехнувшись, начала перелистывать одну. Ах, какая чудесная библиотека была у него в Батурине! Лучшая на всей Украине и одна из богатейших в Речи Посполитой! Нет ее больше — сожгла пьяная русская солдатня после взятия гетманского дворца. Зачем? Ладно, он, участник многих сражений и штурмов чужих крепостей, может понять воина-победителя, разграбившего дворец, опустошившего винные подвалы, изнасиловавшего всю, независимо от возраста, женскую прислугу и затем утопившего ее в дворцовых прудах, но зачем жечь книги? Наивный вопрос! Наверное, для того, для чего те же солдаты срубили и спилили до единого дерева прекрасный парк вокруг гетманского дворца, разрушили или сожгли в нем беседки и павильоны.

Но хватит о грустном, пора взглянуть на взаимоотношения между казаками и посполитыми другими глазами, начав с польского историка Шейнохи:

«Между народом и Казаками не возникла связь, какое-либо душевное братство. Казаки, люди «шляхетско-рыцарского права», по-своему осуществляли древнее понятие о предназначении рыцарской нации. Народ же в происходящей перед ним борьбе, казачье-панской, жадно искал стороны более сильной и обычно ее придерживался. Только единицы, казачьи души, считанные тысячами, избирали для себя жизнь Низа. Селяне же, вообще, в каждом из казачьих восстаний становились с войсками коронными против Казаков.

Павлюка под Мациевичами, вместе с польскими солдатами, громили волынские крестьяне. Острянина на реке Суле задержали заднепровские волости. Народ всегда склонялся к более сильному, а за деньги крестьяне помогали даже Туркам. Когда под Хотином Турки ничем не могли оборониться от Запорожцев, банда подольских крестьян нанялась к султану сжечь казачий лагерь, но ее вовремя обнаружили Казаки и вырезали а пень...»

Но, может, поляк Шейноха тоже пристрастен в данном вопросе? Тогда стоит узнать мнение на эту тему совершенно постороннего человека, француза Шевалье, совершившего с польскими войсками ряд их походов в период войны с Богданом Хмельницким. Постоянно отмечая героизм казаков, Шевалье был потрясен случаем, произошедшим во время проигранной казаками битвы под Берестечком. Триста казаков, прикрывая отход своих товарищей через болота, погибли до единого, а последний из них, имеющий уже четырнадцать ранений и получивший от наблюдавшего за этим боем польского короля прощение и обещание сохранить ему жизнь, продолжал сражаться и был заколот немецкими ландскнехтами. Противопоставляя им трусость повстанцев-посполитых и объясняя проявленное к ним королем «милосердие», кавалер Пьер Швалье в своем труде «История войны Казаков против Польши» пишет:

«Его королевское величество был милосердным потому, что, убивая мечом этим мятежных простолюдинов, не хочет опустошить одну из главных провинций государства, служившую заслоном для остальных областей. Множество шляхты и даже самые крупные магнаты разорились бы и потеряли бы все доходы со своих огромных поместий в том случае, если бы их села потеряли население».

Казаки прекрасно знали цену своим союзникам, отчего никогда не делали даже попыток защищать перед королем какие-либо их интересы. Поставив в 1649 году Речь Посполитую на колени и заключая с ней выгодный для себя Зборовский договор, казаки предусмотрели в нем все, начиная от увеличения реестра с шести до сорока тысяч, о праве исповедовать греческую веру во всем королевстве «и даже в Кракове», о приостановлении распространения на Украину унии до получения сукна на одежду и десяти злотых на оружие, на право гнать водку для собственного употребления, но не на продажу, однако не обмолвились ни единым словом о требованиях вчерашних союзников-посполитых.

Не вспомнили казаки о них и 12-го января 1650 года при утверждении Сеймом Речи Посполитой Зборовского договора, хотя вдобавок к приобретению казачьими землями «вдоль рек Роси и Сулы статуса федеративного сочлена польско-литовской Речи Посполитой» и введению на этой территории ряда ограничений для поляков, казаки смогли добиться от Сейма еще одной уступки для себя — «три казачьих рыцаря-шляхтича будут допущены на государственные должности». Казаки заботились только о собственных интересах, посполитые с их нуждами для них попросту не существовали!

Точно так и посполитым было наплевать на вчерашних союзников, и они вскоре напомнили о себе, не выполняя условий польско-казачьего Зборовского договора о беспрепятственном возвращении польской шляхты в свои имения, убивая возвращавшихся панов с их семьями, оказывая вооруженное сопротивление обеспечивавшим их защиту коронным войскам. Не прекратившаяся крестьянско-панская война вскоре вновь переросла в польско-казацко-крестьянскую, завершившуюся разгромом под Берестечком и новым унизительным для казачества договором с Речью Посполитой. Двадцать тысяч реестра вместо сорока, пребывание казачьих войск только в Киевском воеводстве и только на «крулевщизнах» [44] «Крулевщизна» — земли, находящиеся в распоряжении короля , разрешение жидам возвратиться на казачьи земли с получением ими прав мещан, обязанность реестровых казаков подавлять селянские бунты на своих землях, разрешение конфликтов между польской и казачьей шляхтой польским Коронным гетманом! Вот он, результат противоестественного союза казачьего рыцарства и быдла, о котором можно сказать одно — избави меня Господь от подобных союзников, а от врагов я сам избавлюсь!

Но разве иначе обстояло дело у соседей Гетманщины, донских казаков? Мазепа не был лично знаком со Степаном Разиным, вожаком верхнедонской голытьбы, которую и казаками назвать язык не поворачивается, однако хорошо наслышан о его делах от побывавших в разинских отрядах запорожцев. Родовой казак из семьи именитых донских старшин, крестник Донского атамана Корнилы Яковлева, атаман удачного морского похода «за зипунами» на персидские берега Каспийского моря, он, подняв с отрядом казаков восстание русских крестьян и приволжских инородцев, рассчитывал на широкую поддержку казачества.

Не ограничиваясь отправкой «прелестных писем» к донским, запорожским, слободским и городовым казакам, Разин обещал казачьи вольности всему крестьянству и вводил на захваченных им территориях казачьи порядки. Первым получил управление по казачьим обычаям Царицын, за ним Камышин, Черный Яр, Астрахань, а вскоре и вся Нижняя Волга. Однако приток казаков оказался минимальным, а когда о желании Разина «оказачить» мужиков и инородцев узнал кошевой Сирко, обещавший в начале восстания ему помощь, он порвал с ним отношения. После разгрома своей «армии» Разин пытался найти спасение на Дону, считая его своей опорой, но родовое казачество атаковало остатки разинских гультяев, перебило их, а самого Степана захватило в плен и выдало царским властям.