Колин Маккалоу - Женщины Цезаря

— Это будет непопулярно, — забеспокоился Гай Пизон.

— Сначала, может быть, и непопулярно. Но мы должны очень постараться, чтобы это выглядело как можно популярнее. Я намерен использовать Катулла — он так хорошо пишет памфлеты! Теперь, когда Клодия порвала с ним, он изо всех сил старается сделать так, чтобы она или ее младший брат были несчастны. Я очень хочу снова привлечь Куриона, но он отказывается. Однако не будем сосредоточиваться на Цезаре, он невосприимчив к нашим уколам. Мы сделаем главной мишенью Помпея Магна. До конца года мы должны быть абсолютно уверены, что каждый день на Форуме будет как можно больше наших сторонников. На самом деле количество не играет большой роли. Шум на Форуме — вот что имеет значение. Основная масса городских и сельских жителей хотят законов Цезаря, но они почти никогда не бывают на Форуме, за исключением голосования или тех случаев, когда предстоит обсудить важный вопрос.

Бибул перевел взгляд на Катона.

— Тебя ждет специальное задание, Катон. Я хочу, чтобы ты при каждом возможном случае был таким несносным, чтобы Цезарь вышел из себя и приказал отвести тебя в Лаутумию. Почему-то он быстрее выходит из себя, если выступаешь ты или Цицерон. Наверное, вы оба обладаете способностью забраться под его седло, как репей. Всякий раз, по возможности, мы предварительно будем организовывать все так, чтобы присутствующие на Форуме были готовы поддержать тебя и осудить оппозицию. Помпей — слабое звено. Что бы мы ни делали, это должно заставить его чувствовать себя уязвимым.

— Когда ты намерен удалиться в свой дом? — спросил Агенобарб.

— За два дня до ид, в единственный день между праздниками — Мегалезиями и праздником в честь Цереры, когда в Риме будет полно народу, а на Форуме полно зевак. Не имеет смысла что-либо предпринимать без большой аудитории.

— И ты думаешь, что вся деловая жизнь замрет, когда ты удалишься в свой дом? — спросил Метелл Сципион.

Бибул удивленно поднял брови.

— Надеюсь, что не замрет! Цель моего плана — заставить Цезаря и Ватиния издавать законы вопреки знамениям. Это значит, что, как только закончится их срок, мы сможем объявить эти законы недействительными. Не говоря уже о том, что мы сможем обвинить их в maiestas. По-моему, обвинение в измене звучит замечательно!

— А что, если Клодий станет плебейским трибуном?

— Не вижу, как это может что-либо изменить. Клодий ненавидит Помпея Магна, хотя не понимаю почему. В следующем году Клодий будет нашим союзником, а не врагом. Если его изберут.

— Он и против Цицерона имеет зуб.

— Как это может касаться нас? Цицерон — не boni, он — язва. О боги, я проголосовал бы за любой закон, который в состоянии заткнуть его, когда он начинает нести чепуху о том, как он спас свое отечество! Можно подумать, что Катилина был хуже Ганнибала и Митридата, вместе взятых.

— Но если у Клодия зуб на Цицерона, он будет и против тебя, Катон, — сказал Гай Пизон.

— Каким образом? — удивился Катон. — Я просто высказал свое мнение в Палате. Я не был старшим консулом, я даже не стал плебейским трибуном. Свободная речь становится все более опасной, но нет такого закона на таблицах, который запрещал бы человеку высказывать свое мнение во время заседания Сената.

О главной трудности подумал Агенобарб.

— Я понимаю, как мы можем объявить недействительным любой закон, который Цезарь или Ватиний проведут до конца года, — сказал он, — но сначала нам нужно обеспечить большинство в Палате. Это значит, что в будущем году в курульных креслах должны сидеть наши люди. Но кого нам удастся выбрать консулами? Не говоря уже о городском преторе? Метелл Непот намерен покинуть Рим и залечивать свое горе на чужбине, так что он — не в счет. Я буду претором. Претором будет Гай Меммий, который страшно ненавидит дядю Помпея Магна. Но кто сделается консулом? Филипп — комнатная собачонка Цезаря. Таков же и Гай Октавий, женатый на племяннице Цезаря. Лентул Нигер не выиграет выборы, равно как и младший брат Цицерона, Квинт. Любой, кто был претором до них, тоже потерпит поражение.

— Ты прав, Луций. Нам необходимы наши собственные консулы, — хмуро признал Бибул. — Авл Габиний выдвинет свою кандидатуру. Луций Пизон. Оба — в лагере популистов, и оба имеют шанс быть избранными. Нам надо убедить Непота не покидать Рим и баллотироваться в авгуры, а затем — и в консулы. Другим нашим кандидатом пусть будет Мессала Руф. Если в следующем году у нас не окажется своих курульных магистратов, мы не сможем объявить законы Цезаря недействительными.

— А как насчет Аппия, которому, я слышал, очень надоел Цезарь, потому что Цезарь не поддержал его кандидатуру на консула? — спросил Катон.

— Слишком стар и недостаточно влиятелен, — презрительно ответили ему.

— Я слышал еще кое-что, — добавил недовольный Агенобарб: никто не назвал его имени в связи с освободившимся местом авгура.

— Что? — спросил Гай Пизон.

— Что Цезарь и Магн думают просить Цицерона занять место Коскония в Комитете пятерых. Его внезапная смерть так кстати! Цицерон будет для них удобнее.

— Цицерон слишком большой дурак, чтобы согласиться, — фыркнул Бибул.

— Даже если его попросит об этом его дорогой Помпей?

— На данный момент, я слышал, Помпей уже не «его дорогой», — засмеялся Гай Пизон. — Помпей был авгуром на церемонии усыновления Публия Клодия!

— Можно подумать, это что-то говорит о значении Цицерона в жизни государства! — фыркнул Агенобарб.

— Аттик пустил слух, что Рим сыт Цицероном по горло!

— А он прав, — театрально вздохнув, подтвердил Бибул.

Собрание закончилось очень весело. Boni были счастливы.

Марк Кальпурний Бибул с ростры объявил большой толпе, собравшейся в Риме для весенних Игр, что он удаляется в свой дом, дабы наблюдать знамения небес. Цезарь решил не реагировать на сию новость публично. Он созвал Сенат и провел заседание при закрытых дверях.

— Марк Бибул очень правильно сделал, что отослал свои фасции в храм Венеры Либитины, где они останутся до майских календ, когда они по праву перейдут ко мне. Однако нельзя останавливать все общественные дела. Мой долг перед избирателями Рима — руководить правительством. Именно для этого они вручили консульские полномочия — как мне, так и Марку Бибулу. Поэтому я намерен руководить. Мне известно предсказание, которое Марк Бибул процитировал с ростры. У меня имеются два аргумента против трактовки этого предсказания, данного Марком Бибулом. Первое возражение — год не указан; второе — его можно трактовать минимум четырьмя различными способами. Так что пока пятнадцать жрецов коллегии, ведающей Сивиллиными книгами, уточняют ситуацию и проводят необходимые исследования, я вынужден считать действия Марка Бибула необоснованными. Опять он превысил свои полномочия и самолично интерпретировал религиозный mos maiorum в своих политических интересах. Как и евреи, мы считаем нашу религию частью нашего государственного строя. Государство не может процветать, если религиозные законы и обычаи профанируются. Однако мы уникальны в том, что у нас заключены законные контракты с нашими богами. В этих договорах мы не претендуем на власть богов и не вымаливаем у них уступок. Важно то, что мы правильно направляем божественные силы, и лучший способ делать это — соблюдать контракт со своей стороны. Необходимо делать все, что только в наших силах, чтобы поддерживать процветание Рима и благосостояние народа. Действия Марка Бибула направлены на достижение прямо противоположных целей, и боги не поблагодарят его за это. Он умрет вдали от Рима, покинутый всеми.