Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

Того ж месяца 9 дня. С полуночи.

По рассвете неприятельского флота нигде уж не ви­дал, ибо при бывшей весьма темной ночи не видно бы­ло, в которую сторону взял он путь свой…»

Далеко за полночь, убедившись, что эскадра дер­жит заданный строй, Ушаков спустился в каюту, не раздеваясь, устало опустился в кресло и задремал. Разбудил его стук в дверь. На пороге стоял Данилов:

— Рассвет занимается, Федор Федорович, горизонт вокруг чист.

На истомленном лице флагмана появилась огорчи­тельная усмешка. Вздохнув, он взял со стола подзор­ную трубу.

Поднявшись на шканцы, Ушаков перешел на правый борт. Долго всматривался сначала по носу, потом вдоль едва заметной полоски горизонта, над которой еще мер­цали звезды. Перешел на левый борт, где уже розоватым отсветом занималась заря. Подставив лицо теплому, лас­ковому ветерку, с досадой хлопнул трубой по ладони:

— Удрал-таки Гуссейн-паша! Подозвал Данилова:

— Сигнал по эскадре! Поворот последовательно! Курс норд!

Солнце зависло над горизонтом, когда эскадра втя­нулась на Феодосийский рейд.

— Отдать якоря по способности! — приказал Уша­ков. — Командующим прибыть с рапортами!

Одна за другой подходили к «Рождеству Христову» шлюпки. Салон флагмана едва вместил всех прибыв­ших. В распахнутую настежь балконную дверь тянуло прохладой. Командиры рапортовали о потерях, состоя­нии судов, припасах.

«Убиты мичман Антонович, лейтенант Галкин, двадцать семи нижних чинов, — подсчитывал Дани­лов. — Раненых три офицера, шхипер, шестьдесят че­тыре нижних чина».

Выслушав рапорта, Ушаков поднялся, лицо его сияло.

— Господа командующие, позвольте всех вас позд­равить со славной викторией! Нам принадлежит честь открыть летопись боевую флота Севастопольского! Впервые неприятель нам корму показал!

Глядя на радостные глаза командиров, Ушаков про­говорил, перекрывая шум:

— Нынче поспешите в свои экипажи, отслужите благодарственный молебен, после чего, по моему сиг­налу, салют в тринадцать пушек.

В тот же день в ставку светлейшего лейтенант Ло­шаков повез рапорт Ушакова, с кратким донесением о Керченском сражении.

Но раньше Лошакова в Яссах получили извещение Ушакова о Керченском сражении и прибытии эскадры в Севастополь, отправленное флагманом флота «лету­чей почтой» из Севастополя. Самые срочные донесения доставлялись конными нарочными беспрерывно от по­ста к посту и от пикета к пикету.

«Флот Севастопольский, — сообщал Ушаков, — се­го июля 8 числа против пролива Еникольского с турец­ким флотом имел жестокое сражение, пять часов про­должавшееся, неприятель весьма разбит и прогнан и после одержанной знатной победы флот нагл благопо­лучно возвратился в Севастополь».

В тот же день Потемкин первым делом поздравил победителей. «Отдавая полное уважение нашей победе, одержанной вами над флотом неприятельским 8 дня се­го месяца, приписую оную благоразумию вашего пре­восходительства и неустрашимой храбрости вверенных вам сил. Примите чрез сие, ваше превосходительство, засвидетельствование моего удовольствия и призна­тельности и объявите оные всем подчиненным вашим. Поставляя за долг воздавать заслугам, не премину я охотно исполнить и в рассуждении всех тех, которых отличные подвиги будут вами засвидетельствованы».

Но Потемкин не отпускал вожжи. В тот же день, 16 июля, он отправил Ушакову ордер о скорейшем при­ведении кораблей флота в боевую готовность. «Обстоя-тельствы требуют как можно неприятеля утеснять ра­ди преклонения его к миру… ради Бога постарайтесь все предписанное исполнить с ревностию, какую вы всегда доказывали».

Рапортуя Потемкину подробности сражения, флаг­ман флота воздал должное своим подчиненным. «В продолжение сражения все командующие судов и разные чины флота Черноморского, находящиеся вооном действии, с крайним рвением и отличной храбро-стию выполняли долг свой, а паче начальники кораб­лей, в бою бывших, отличили себя отменной храброс-тию и искусством в управлении со всяким порядком вверенных им судов…» Всех командиров перечислил Ушаков, но, перечитывая копию отправленного рапор­та, заволновался до пота, что редко с ним происходило. Писарь, переписывая начисто его рапорт, по недосмот­ру пропустил командира корабля «Святой Андрей», капитана 2-го ранга Анисифора Обольянинова. В тот же день Ушаков выслал рапорт, так как «по скорости переписки ошибкой писаря пропущен… А как он, Обо-льянинов, во время бою отличил себя искусством, хра­бростью и расторопностью в исполнении должности, сходно с прочими, посему извиняясь… в неосмотри­тельности… Господина Обольянинова представить честь имею».

Несказанно обрадовались вести о победе над турец­ким флотом в Петербурге. «Победу Черноморского флота над турецким, — делилась своими впечатления­ми с Потемкиным императрица, — мы праздновали вчерась молебствием в городе у Казанской, и я была так весела, как давно не помню. Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо от меня прошу сказать и всем его под­чиненным». Вскоре состоялся указ о наградах моря­кам, участникам сражения. Ушакову пожаловали ор­ден Владимира 2 класса.

Только-только успели корабли и фрегаты «зале­чить» повреждения, полученные в сражении, заменить разбитый рангоут и такелаж, пополнить запасы, как из Балаклавы усмотрели в море неприятеля. Турецкая эс­кадра неспроста приблизилась на видимость берегов Крыма. Порта намеревалась вновь прознать, готовы ли русские моряки к новым схваткам. Оказалось, что бег­ство капудан-паши от берегов Крыма из Керченского пролива не образумило турок. Страсти султана подо­гревались европейскими «друзьями».

В те самые дни, когда Ушаков «гнал неприятеля» от Еникале, на Балтике, в сражении со шведами, гребная флотилия принца Нгуен-Зигена потерпела поражение. Полсотни галер и семь тысяч людей потеряли моряки из-за бездарности своего флагмана. И все же, видимо узнав о поражении турок, шведы, союзники Порты, вышли из войны и запросили мира. Пруссия и Англия упрекали Густава III, короля Швеции.

Россия твердой поступью двигалась к Черномор­ским проливам, а это значило открыть путь русским товарам в Средиземноморье. В один голос с пруссака­ми, Лондон вдруг стал требовать, чтобы Россия верну­ла Порте Очаков. «Англия тут поступает противно ве­личию ей свойственному в качестве одной из первей­ших держав в свете» — так отозвались в Петербурге на претензии Лондона.

Подстрекаемый Западом, султан Селим III, призвал капудан-пашу Гуссейна:

— Отправляйся в море, не допускай гяуров к Ду­наю, там наша последняя надежда, Измаил.

Турецкая эскадра — 14 линейных кораблей, 8 фре­гатов, три десятка других судов повел к Гаджибею ка-пудан-паша. Вторым флагманом на 84-пушечной «Ка-пудании» обосновался только что произведенный в полные адмиралы Сеит-бей.