Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.

— Что же, едем к тебе.

Хозяин ожидал, что главный воевода поделится с ни­ми сокровенным, о чем не хотел говорить при посадских старостах, он даже предложил пройти в отдаленную ком­нату, где, как он выразился, никто им не помешает, но Михаил Воротынский пожал плечами:

— Вроде бы нет в этом нужды. На совете обо всем дого­ворились. Если же какая мыслишка возникнет, обсудим за трапезным столом.

Он не имел намерения раскрывать свой тайный замы­сел губному старосте и городовому приказчику не пото­му, что не доверял им, опасаясь неверности, но коль ско­ро решил не говорить о сокровенном даже первым воево­дам полков, с какой стати распахивать душу в Серпухо­ве. Тем более что он богат примерами предательства. Бу­дут они и нынче, поэтому нужно говорить только о мало-сильности рати Окской, о том, что намерен он, воевода, собрать кулак только на Наре, где и дать бой.

Но как накануне усомнился брод ник: точно ли пове­дет Девлет-Гирей свои тумены по Калужской дороге, та­кое же сомнение возникло и у городового приказчика. Еще он удивился, отчего главный воевода разговор о ме­сте сосредоточения рати ведет при слугах, однако посчи­тал неуместным и не по чину остепенять князя. Но все же осмелился спросить:

— Ты так уверенно рассуждаешь, князь, будто тебе в точности ведом замысел лашкаркаши Дивея-мурзы. А что, если по Серпуховке двинется? Успеешь ли ты на Па­хру, допустим, перебросить свои полки и устроить к сече?

— Я уже сказал, что весть получил из Крыма. Добав­лю для вас: от много знающих людей и верных мне. Све­дения, хотя порознь посланные, не противоречат друг другу, а едины по сути. Вот почему я уверен. Давайте вместе порассуждаем. Не на грабеж идет Девлетка, а цар­ствовать в Москве, оттого не станет изгоном идти, осадив лишь города частью сил. Пограбит и — обратно. Снимая осады. Теперь же у него цель не уходить назад за Пере­коп. Вот и считаю, без покорения городов-крепостей за спиной не станет брать Москву и Кремль. А на Серпуховке какие города? До самого Подола-Пахры, почитай, нет их. На Калужской же — Наро-Фоминск, Боровск. Захва­тив их, Девлетка бок себе полностью обезопасит и от воз­можной рати из Смоленска, и от набегов ливонцев.

Князю Воротынскому самому было стыдно за себя, за свои, мягко говоря, поверхностные рассуждения, словно речь ведет не обкатанный боями воевода, а верхогляд слабоумный, но он подавлял этот стыд, продолжая раз­глагольствовать, удивляя и разочаровывая всех слушаю­щих его, надеясь, что это послужит на пользу дела.

Как покажет время, княжеское пустомельство сослу­жит хорошую службу. До Дивея-мурзы дойдет слух о по­ловинном составе Большого полка и вообще о малочис­ленности русской рати, которую главный воевода даже не разместит на Оке, а перекроет ею лишь Калужскую до­рогу, и поэтому ханский советник решит, что надо идти главными силами по Серпуховской дороге через Подол-Пахру. Получить же новые сведения из Серпухова после его осады Дивею-мурзе не удалось, ибо тысяцкий, кото­рому от князя Воротынского был дан строгий наказ так поставить охрану города, чтобы даже мышь не пролезла через городские стены, исполнил его со всем старанием. Вот и пошли крымцы, как и замышляли, по Серпухов­ской дороге в полной уверенности, что Большой полк вы­веден из ратного дела плотной осадой. Не видели они впе­реди себя каких-либо серьезных препятствий, поэтому шли неспешно и уверенно. Что и нужно было главному воеводе русского войска.

Но это станет фактом потом, сейчас же князь Воро­тынский лишь верил, что его речи, которые были про­тивны даже ему самому, принесут хоть какую-нибудь пользу. Сделал князь и еще один предусмотрительный шаг — перед тем как покинуть гостеприимный дом, по­велел его хозяину:

— Собери сотников и даже десятников, перескажи им мой наказ готовиться к обороне города со всем рвением и без проволочек. Когда войду с полком своим, учиню большой смотр.

— Десятников бы не стоило, От них молва может по­лучить ненужное начало. Желательно ли такое?

Чуть не вырвалось у князя Воротынского: «Желатель­но», но ответил он иначе:

— А ты предупреди, чтоб языки держали за зубами. Строго спрашивай за болтливость.

Вроде бы и эта встреча прошла ладно, можно денек-дру­гой понежить себя в своей усадьбе, а уж после чего — в путь. К Коркодинову и Сугорскому. Поглядеть, готовы ли пушки колесные и обоз с гуляями к лесным колдобистым дорогам.

Воеводы большого огненного наряда и гуляй-города обрадовали князя Воротынского докладами, что у них все ладом, ни одной поломки за все дни смотра.

— Отменно, стало быть. Веря вам, однако, хочу убе­диться самолично.

Выставили напоказ главному воеводе дюжину пушек на полозьях, дюжину колесных.

— Отчего сани?

— Снег уплотнять. Не сидеть же сложа руки, весны ожидаючи.

Разумно. Приминая снег, сани не гладят лесных рыт­вин, не делают дорогу ровней — она лишь для лошадей становится удобней, а на оси и колеса нагрузка даже по­вышается.

— Молодцы. Поглядите еще раз, чтоб сбруя была ис­правна и не лежалая. Если что нужно заменить, непремен­но меняйте. Случись волынка от кого из приказных — тут же ко мне с докладом.

Более придирчиво осматривал князь Воротынский пушки на колесах, и это вполне понятно: бендюги еще предками испытаны, а колесные пушки — новинка. Правда, они не подвели, когда из Алатыря и Васильсур-ска и даже из Москвы доставляли их своим ходом в Сви-яжск, но по иным вовсе дорогам, наезженным, а не лес­ными проселками, а то и вовсе по целине.

Неделя испытаний вроде бы подтвердила ладность осей и ступиц, можно бы успокоиться на этом, но глав­ный воевода не остановил испытаний.

— Продолжайте челночить. Лучше загодя попотеть, чем после локти кусать. Особенно нагружайте оси, когда снег водой отяжелеет. Я стану через каждую неделю са­молично осматривать пушки.

— Не загонять бы лошадей и пушкарей?

— Лошадям овса вдвое добавьте. А пушкари? Они больше навыка обретут, ловкости в управлении лошадь­ми, быстроты при срочной подготовке пушек к стрельбе. Это — очень важно. Для отдыха же перед боями доста­нет у них времени. Самое малое — недели три. Будете

сидеть в глухомани лесной, лишь оберегая себя от лиш­него глаза.

Князь твердо держал слово: каждую неделю посещал большой огненный наряд, а если оказывался в отъезде, присылал кого-либо из своих ближних соратников. И каждый его приезд оканчивался похвалой, и не только словесной — князь поощрял пушкарей за старательность и сноровку рублями из своей казны. Сверх положенного жалования. В Пушкарском же приказе просил дьяка, чтобы поощряли мастеров-литейщиков без скаредности, не забывая и подьячих, которые следили за качеством работ.