Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.

— Худо дело, голова. Смяли заслон басурманы. Я кня­жий дом оповестил и — к тебе.

— Еще не легче. Сколько их?

— Сотня шла. Побили многих, но…

— Ясно. Нужно на помощь к дому идти. Разделимся. Я здесь останусь. С теми вон переговоры переговаривать, а ты бери десяток и — к терему. Только не лезьте в руко­пашную. Из ерника стреляйте. Исподтишка. Со всех сто­рон. Места чаще меняйте. Особенно бейте, когда они на

захват пойдут или зазевается кто. Чтоб не вдруг распоз­нали, что тыл у них смертоносен.

— Понятно. Поохотимся.

Без одного дюжина пошла по тропе. Горстка вроде бы, но у пятерых — самострелы, у остальных же луки тугие, дальнобойные. Самых метких и твердоруких отпустил Шика к княжьему дому. К тому же у каждого мечи и ше­стоперы. Если в рукопашную придется, тоже посекут из­рядно татарских бошек. Дешево жизнь свою не отдадут.

В самый раз они подоспели. Тихо все было, пока они спешили по тропе, и вдруг рвануло тишину хриплое мно­гоглоточное:

— Кху-кху-кху-кху!

Ахнули рушницы. Еще раз. Еще.

— Бегом, братья! Татарва полезла!

Верно, несколько трупов на поляне перед стеной, но татары уже достигли ее. Лезут друг другу на плечи, норо­вя ухватиться за края стрельниц. Вот одному удалось это, подтянул себя, взмахнул кривой саблей и — полетел вниз. С болтом в спине.

Били прибывшие на помощь по тем, кто взбирался на плечи своим соратникам.

Защитники тем временем сбежались к этой стене, ос­тавив на остальных только наблюдателей. И с угловых веж полетели стрелы, а почти на всех стрельницах по­явились дружинники с боевыми топорами или шестопе­рами. Ловчее отбиваться на стене этим оружием. Любо оно русским ратникам.

Не сумев с ходу захватить дом княжеский, отступили крымцы за деревья. Изрядно осталось басурман на поля­не перед домом и у самой стены, но праздновать победу еще было рано. Не знают обороняющиеся, что нападение отбивали вместе с ними соратники-дружинники. От их стрел первый смельчак пал и многие иные ретивцы. А не­видимые помощники затаились в ернике. Подлесок гус­той, кого хочешь укроет. Вот и наблюдают за крымцами, тише мышей себя держа, хотя ох как хорошо было бы уложить стрелами и сотника, и Ахматку, и других, пока они опомнятся. Враги-то не таятся, бей на выбор.

Спадает с татар азарт боя, трезвеют мысли. Только ни­кто не осмеливается говорить, пока молчит сотник. А тот, поразмышляв немного, начал с вопроса к Ахматке:

— Ты говорил: дом князя беззащитный. Стена низ­кая?!

— Видите, бек, совсем недавно подняли. Вон щепка и кора еще не потускнели. Я говорил то, что знал.

— Знал! Знал! Теперь один путь: ударим с тыла по за­щищающим гать, настелим бревен и пригоним сюда для штурма урусутов пленных, казаков и ногайцев.

— Мудрость твоя, бек, беспредельна, — одобрительно зацокали языками татары. Каждому из них хотелось ос­таться живым и еще обогатиться, разграбив княжеский дом. — Веди нас к гати!

— Нет, безмозглые! Нет! Я пошлю разведку. — И к Ах­матке: — Ты знаешь туда тропу?

— Нет. Но, думаю, ее легко найти, идя по опушке. Гать там, — указал Ахматка на южную сторону острова. — Ту­да должна быть хорошая тропа. Князь, сюда…

— Ты мудр, как старый осел, —; с усмешкой остановил Ахматку сотник и добавил: — Я передумал. Ты оста­нешься под моей рукой. В разведку пойдут другие.

Пока сотник определял, кому идти, и объяснял, что нужно разведать, трое дружинников уже выскользнули бесшумными ящерицами из своих укрытий и устреми­лись, углубляясь в лес, к тропе, ведущей к гати. Чтобы перерезать путь лазутчикам. Те тропу нашли быстро. Она действительно была торной. Ибо за ней следили кон­ники и дворовые, жившие здесь постоянно, готовые в лю­бой момент встретить князя, когда бы он ни захотел по­охотиться. Обрадованные татары поспешили по этой тро­пе, пока не осторожничая. Там, ближе к гати, они свер­нут с тропы. А пока — вперед и вперед!

Увы, не сулил им Аллах дойти до гати: два самост­рельных болта остановили их торопливый шаг.

— Вот что… Вы ждите следующих. Только не вдруг их убивайте. Попробуйте пугнуть. Чтоб к сотнику своему возвернулись. Если же не получится, тогда — Бог им су­дья. А я — к гати. Мигом обернусь, — распорядился Да­нила, вынырнул на тропу и припустился по ней, что тебе гончая по заячьему следу.

Двое дружинников остались в своих укрытиях, под нижними лапами елок, свисавших до самой земли, отче­го у стволов было уютно и скрытно. И наблюдать к тому же можно, слегка раздвинув ветки. Правда, стрелять не так уж и ловко, но терпимо.

Время прошло, уже Данила вернулся, а на тропе ни­кто не появлялся. Сомнения начали брать дружинников: а что, если на взятие терема пошли либо какую подлость удумали? Но тогда бы пищали бахали, а их здесь слыш­но было бы. Нет. Терпеливо нужно ждать.

Вот наконец появился татарин. Один. Идет хотя и бы­стро, но успевает зыркать по сторонам, словно буравит елочную густоту.

Смотри-смотри, все равно ничего, кроме своих сороди­чей, лежащих со стрелами в шеях, не увидишь.

Плавный изгиб тропы и — опешил татарин. Потом ки­нулся к своим сородичам, склонился над их телами, и тут железная стрела сбила с него островерхую шапку, опушенную выдрой. Вторая стрела пролетела перед ли­цом, а третья впилась в землю у самых ног. Татарин трусливой ланью кинулся обратно, оправдывая свою тру­сость тем, что он должен живым добежать до сотника и сообщить ему о случившемся.

Дружинники, срезав угол, оказались на пути татари­на, пустили, промахнувшись специально, еще по паре стрел, и это еще более подстегнуло татарина — сломя го­лову он полетел к сотнику и, стараясь скрыть свой испуг, начал возбужденно и быстро тараторить:

— Полный лес гяуров. Лазутчики твои, бек, убиты стрелами. В меня тоже стреляли. И на тропе, и вот здесь, совсем рядом. Я не вступил в бой с неверными, чтобы предупредить тебя…

Но сотник уже не слушал прибежавшего со страшным известием воина, он схватил Ахматку за грудки и про­шипел змеино:

— Ты привел нас в западню. Ты — продавшийся гяу­рам! У крепости тоже, змей ползучий, подстроена ловуш­ка?!

— Нет! Нет! Я слышал своими ушами. Я видел своими глазами. Здесь нет много урусутов! Твой воин ошибается!

— Переломите ему хребет, — приказал сотник, от­швырнув от себя Ахматку. — Гяур!

Ахматку повалили лицом вниз, один воин встал ему на спину, двое других, взявшись за плечи и ноги, согну­ли из него дугу, и бедняга не успел даже крикнуть от бо­ли, только заскулил брошенным щенком. Жалобно, про­тивно. Все ждали, что сотник прикажет заткнуть ему рот, но тот вроде бы даже наслаждался тоскливым попи­скиванием несчастного. Сотник думал.

А в это время вернулись к дружинникам их товари­щи. Данила сообщил:

— Хортицкие казаки сдались. Ведет их сюда голова наш.