А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

Около полудня посланник в Берлине Свербеев открытым текстом, не шифруя, дабы не потерять время, прислал телеграмму, в которой доносил, что германская официальная газета «Локаль-Анцайгер» опубликовала приказ императора Вильгельма II о начале всеобщей мобилизации германских армии и флота. Одновременно такие же данные были получены и начальником Генерального штаба генералом Янушкевичем.

Спустя четверть часа в кабинете министра иностранных дел раздался телефонный звонок. Начальник Генерального штаба приглашал Сазонова к себе обсудить ситуацию. Ведь Государь поручил вчера Сухомлинову и Янушкевичу, во время посещения ими Петергофа, разработать и отдать приказ о частичной мобилизации против Австрии. Генералы сопротивлялись, приводили аргументы в пользу немедленной всеобщей мобилизации, ссылались на коварство Кайзера Вильгельма и фактически идущую в Германии мобилизацию после объявления «состояния военной опасности», но Государь оставался непреклонен и рассчитывал своими телеграммами заставить Вильгельма умиротворить Австрию. Сазонов на словах также выражал надежды на это, но внутренне поддерживал генералов. Теперь новые сообщения из Берлина настоятельно требовали отдачи царского приказа о всеобщей мобилизации русской армии.

Услышав взволнованный голос начальника Генерального штаба, Сазонов понял всё и не стал откладывать визита в военное ведомство. От кабинета министра иностранных дел до четвёртого, Царского подъезда Генерального штаба, где располагался кабинет генерал-лейтенанта Янушкевича, было пять минут ходьбы. Сазонов торопливо, своей обычной, но несколько ускоренной походкой вприпрыжку, придававшей ему, одетому во фрак, вид огромной чёрной птицы, обогнул крыло здания и увидел, что на Дворцовой площади перед Зимним дворцом, как и вчера, собирались группки манифестантов с хоругвями и лозунгами «Да здравствует Сербия!», «Да здравствует Франция!». Однако сегодня эти группы стали значительно гуще…

Сазонов вприпрыжку, впереди сопровождавшего его от двери подъезда унтера, курьера Генерального штаба, буквально ворвался в кабинет Янушкевича и устремился в угол, где за круглым чайным столом восседали хозяин кабинета и военный министр генерал Сухомлинов. Унтер сделал стойку на пороге, убедился, что никаких приказаний не последует, осторожно закрыл дверь.

Сухомлинов был в своей обычной синей гусарской венгерке с белым эмалевым крестом ордена Святого Георгия. Лысина военного министра горела багровым цветом от возбуждения и прилива крови к голове. В отличие от него, генерал-лейтенант Янушкевич казался почти спокойным, но его лицо было бледно, а коротко подстриженные тёмные вьющиеся волосы, казалось, стояли дыбом, словно от страха. На большом столе для совещаний лежали несколько развёрнутых карт будущих театров военных действий.

Генералы сердечно поздоровались с вновь прибывшим и, нервно перебивая друг друга, стали излагать ему причину беспокойства и огорчений.

– Мы уже начали проигрывать войну, ставшую неизбежной! – в панике твердил Янушкевич.

– Мы не успеем вынуть шашки из ножен, как немцы нас расколотят! – вторил ему Сухомлинов.

– Немцы начали свою мобилизацию!.. – перебил его Янушкевич, потрясая бланком простой телеграммы. – Она продлится всего две недели из-за развитой сети железных дорог и компактности Германии, в то время как Государь разрешил нам только частичную, хотя она оставляет неприкрытой южную часть Варшавского округа, куда и нацелен главный удар австро-венгров… Это настолько путает всю военную работу, что мы не можем быстро начинать всеобщую мобилизацию… К тому же всеобщая мобилизация у нас длится в три раза дольше, чем германская… Мы даже не успеем подвезти боеспособные дивизии, чтобы на решающих направлениях встать поперёк дороги противника!..

Генералы ещё вчера, когда они все трое по телефону переговаривались с Петергофом, объяснили это Сазонову.

– Сергей Дмитриевич, – перебил начальника Генерального штаба военный министр, – мы уже с утра снова сообщали по телефону Государю в Петергоф наши сомнения, но он осерчал и не желает ничего слышать… Может быть, Он послушает вас?!

В словах Сухомлинова сквозила надежда.

Сазонов молча порадовался тому единству, которое вдруг образовалось между Сухомлиновым и Янушкевичем. В обычной жизни они были ярыми противниками. Военный министр слыл за явного любимца Государя и молодой Императрицы, а начальник Генерального штаба был верным человеком великого князя Николая Николаевича, и к тому же считалось, что он находится под покровительством вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Но теперь, в опасную для России минуту, оба забыли свои разногласия и били в одну точку.

Сазонов хорошо знал, что ни Сухомлинов, ни Янушкевич не были воинственно настроены или заражены германофобией, которая толкала бы их, как толкала молодых шовинистов и профессиональных «защитников» братьев славян, на войну с Австрией и Германией. Даже наоборот, военный министр – из тех, кто считает необходимой дружбу с Германией, гордится своими дружескими отношениями с Кайзером, почти ежегодно принимавшим генерала в Потсдаме при его проездах через Берлин на курорты с молодой женой, и вдобавок пожаловавшего его прусским орденом Чёрного Орла. Янушкевич хотя и подголосок великого князя Николая Николаевича, ориентированного на дружбу с прекрасной Францией, но тоже отнюдь не горит особым желанием ввязываться в войну именно теперь, когда русская армия только начала своё перевооружение.

В обычное время Сазонов-царедворец никогда бы не пришёл на помощь никому, даже из самых высокопоставленных придворных, чтобы своей просьбой за кого-то не потерять даже частичку возможности попросить Государя за себя. Но теперь случай был совершенно исключительным: если он и генералы не сломают сейчас сопротивления Императора, который очень не хочет втягивания России в войну, то он и Извольский не оправдают доверия своих коллег и друзей в Англии и Франции, делающих всё, чтобы Россия схватилась с Германией и спасла Париж от германского кованого сапога.

Если сейчас он не уговорит Государя начать всеобщую мобилизацию, которая неизбежно вызовет бурную реакцию Кайзера и объявление им войны России, то Вильгельм своими телеграммами Николаю Александровичу совершенно умиротворит царя и сорвёт столь желаемое Сазоновым военное развитие кризиса. А это опять оставит российскую дипломатию в дураках, как при Извольском. Но теперь весь мир будет смеяться над ним, Сазоновым…

С минуту поразмыслив, министр иностранных дел согласился внести свою лепту в скорейшее начало всеобщей мобилизации.