А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

Княгиня уходит проводить до дверей важную гостью. Великий князь Павел Александрович ведёт сына и гостей в свой кабинет на чашку кофе и сигары. Палеолог видит, что великий князь Дмитрий Павлович чуть медлит и не успевает за всеми скрыться в кабинете, как к нему снова подходит дворецкий и что-то шепчет на ухо. Молодой великий князь с разочарованной миной догоняет отца и, не стесняясь, громко говорит:

– От Ники опять ничего нет!..

Четверо господ располагаются в креслах вокруг кофейного столика, а великий князь Дмитрий прислоняется разгорячённым лбом к мраморной стене камина.

Именно теперь великий князь Павел сообщает послу и другим гостям о том, что его сын приехал из Ставки экстренным поездом в Петроград для того, чтобы довести до сведения Государя о том, что в Могилёве, куда по повелению монарха уже перебралась Ставка, от устранения великого князя Николая Николаевича возникает тяжёлое впечатление…

«Ещё бы, – иронически думает посол, – ведь новый Верховный Главнокомандующий начнёт с того, что разгонит всех прихлебателей своего дядюшки, которые успели окопаться вокруг него и кого в действующей армии, по моим сведениям, ненавидят теперь не меньше, чем Сухомлинова!..»

Между тем молодой великий князь, повернувшись лицом к гостям и делая руками нервные движения, начинает говорить истеричным голосом:

– Я всё скажу Государю! Я решил сказать ему всё. Я даже скажу ему, что, если он не откажется от своего намерения – на что есть ещё время, – последствия этого могут быть неисчислимы, столь же роковые для династии, как и для России… Мой проект заключается в том, чтобы Государь, принимая Верховное командование, сохранил около себя великого князя в качестве помощника. Вот что мне поручено предложить Государю от имени великого князя. Но как вы видите, Его Величество не спешит меня принять. Сойдя с поезда сегодня утром, я просил у него аудиенции… Теперь десять часов вечера. И в ответ – ни слова. Что вы думаете о моей идее?

Посол, услышав эту тираду и зная от своих информаторов о том, что в окружении Верховного Главнокомандующего, а также у его друзей Гучкова и Поливанова зрел заговор против царя, который Николай ловко разрушил отставкой своего дядюшки, великого князя, подумал о полной бесперспективности всех уговоров о сохранении любой активной роли Николая Николаевича.

Палеолог напускает на себя значительный вид вершителя судеб русской империи и говорит:

– Сама по себе эта мысль кажется мне превосходной. Но я сомневаюсь, чтобы Государь на неё согласился… Я имею основания думать, что он желает непременно удалить великого князя из армии.

– Увы!.. – вздыхает великий князь Павел. – Я думаю так же, как и вы, мой дорогой посол, что Государь никогда не согласится оставить при себе Николая Николаевича…

Великий князь Дмитрий при этих словах начинает нервно ходить по комнате, затем, скрестив руки на груди, останавливается у камина и восклицает:

– В таком случае мы погибли… Потому что теперь в Ставке будет распоряжаться Государыня и её камарилья… Это ужасно!..

– Митя, что ты говоришь!.. – одёргивает сына великий князь Павел. – Ведь Ники и Аликс всегда были так добры к тебе!.. Неужели и ты заразился этим нигилистическим духом?

– Да! Да! Да!.. – капризно отвечает отцу молодой великий князь.

Посол, знающий о том, что царь и царица любили Дмитрия как сына и, кажется, до сих пор не изменили к нему своего отношения, думает о том, что такое простое человеческое чувство, как чувство благодарности, очевидно, чуждо великокняжескому отпрыску, если он так быстро переметнулся в стан противников Царской Семьи.

С минуту помолчав, великий князь Дмитрий снова обращается к Палеологу:

– Господин посол, разрешите мне один вопрос. Верно ли то, что союзные правительства вмешивались или накануне вмешательства в то, чтобы не допустить Государя принять командование?

– Правительства – нет! – быстро реагирует Палеолог. – Ибо назначение Верховного Главнокомандующего есть внутренний вопрос, зависящий только от носителя верховной власти… Но в частных разговорах и я, и мой коллега сэр Джордж вполне правомочны отстаивать свою личную точку зрения: Государю не следует принимать Верховное командование на себя…

– Вы так изящно её выразили в диалоге с Вырубовой, – иронизирует князь Кочубей, но Дмитрий не даёт ему закончить мысль и весьма невежливо прерывает:

– Очень хорошо, что Франция и Англия официально ещё не потребовали оставить великого князя Николая Николаевича на его посту, хотя ваши мнения известны всем истинным друзьям Николая Николаевича… Не делайте этого!.. Это было бы огромной ошибкой… Сейчас в русской армии среди офицерского корпуса очень выросло недовольство союзниками за то, что они не делают и шага для реальной помощи нашему фронту, а молча наблюдают, как гибнут в месяц сотни тысяч русских солдат, сдерживая германцев… Если бы Англия и Франция публично потребовали оставить великого князя во главе фронта, где он допустил столь громадное отступление, то вы бы разрушили остатки популярности Николая Николаевича и восстановили бы против себя всех русских, начиная с меня…

«Зачем же ты тогда примчался в Петроград? – зло думает Палеолог о молодом великом князе. – Уж не затем ли, чтобы приставив Николая Николаевича к царю в качестве помощника и сохранив его кадры в Ставке и верхушке армии быстро и благополучно осуществить дворцовый переворот?» – но на словах посол ничего не отвечает, а только жуёт губами. Вместо него в разговор вступает великий князь Павел:

– Притом же это ни к чему бы не привело. В том состоянии духа, в каком находится Государь, он не остановится ни перед каким препятствием, он пойдёт на самые крайние меры, чтобы исполнить свой замысел… Если бы союзники воспротивились, он скорей бы расторг союз, чем позволил оспаривать свою самодержавную прерогативу, ещё удвоенную для него религиозным долгом…

– Да, ваше высочество, вы глубоко правы… – поддержал неожиданно великого князя Павла князь Кочубей. – Если хотите, я вам поведаю, как Государь готовил и принимал это решение на Совете министров, чему я сам был свидетель и что даже заносил для памяти в свою записную книжечку…

– Конечно, Виктор Сергеевич!.. – по-простецки подтвердил желание всех присутствующих хозяин дома, не называя гостя «ваше сиятельство», что показывало особый доверительный характер их отношений.

Князь Кочубей отложил сигару, достал из кармана в шлице генерал-адъютантского мундира небольшую тетрадку в кожаном переплёте, а с другой стороны – футляр с очками и, водрузив их на старческий нос с фиолетовыми прожилками, стал листать тетрадку, ища начало своих записок.