А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

– Да, конечно, Михень очень хотела скандалом с Павлом отвлечь внимание от возмутительного поведения своего сыночка Кирилла… – зло высказала Александра свою точку зрения на сей предмет и негодующе добавила: – Кирилл тогда нашкодил своим брачным союзом с Викторией гораздо больше, но имел наглость не признавать твоего решения об исключении его из числа престолонаследников согласно Основному закону…

Императрица потёрла кончиками пальцев виски и с печалью вымолвила:

– Кажется, от всех этих неприятных разговоров у меня начинается мигрень… Пойдём, мой любимый, в дом…

Николай мгновенно, словно распрямлённая пружина, поднялся со скамьи и протянул руку жене. Аликс с трудом изменила положение тела и опустила ноги в туфли. Николай подхватил её и привлёк в объятья…

– Мой добрый Ники! Как я тебя люблю!.. – прошептала ему на ухо Александра…

…Петербургская белая ночь из-за белёсой гари наступила раньше обычного и была темнее, чем всегда. Ольга и Татьяна посидели после обеда за рукодельем, но из-за жары бросили это занятие и рано отправились в свою совместную комнату. Они улеглись было спать и выключили электрический свет, но даже при распахнутых настежь окнах было безумно душно и жарко, пахло гарью и не было никакого дуновения прохлады, хотя полночное солнце подошло к самому горизонту. Где-то громыхали сухие грозы, и атмосферное электричество вносило беспокойство и печаль в души людей.

– Тань, а Тань!.. – раздался вдруг громкий шёпот Ольги. – О чём ты всё время болтала за завтраком с корнетом Петей?..

– Хоть убей – не помню! – призналась тоже шёпотом Татьяна. – Но о чём-то таком интересном… важном для нас…

– А ты что, влюбилась в него? – задумчиво и с некоторой завистью поинтересовалась старшая сестра.

– Ой! Не говори! Боюсь, что есть немножечко… Он такой рыцарь, такой верный и преданный, не то что твой противный Димитрий! Ты его ещё любишь? – отозвалась Татьяна.

– Знаешь, Тань, у меня как-то болит душа, когда я его вижу или слышу разговоры о нём… Или вспоминаю, как неловко он ухаживал за мной, хотя и великий князь, и мог бы посмелее быть… А уж как вспомню, как Mama его тогда отчитывала и он соглашался, а потом опять по-своему делал, и грешил, и каялся, и лгал, – просто мне тошно становится… И он мне иногда нравится всё-таки, а иногда противен делается… – призналась сестре Ольга.

– Что же ты тогда на Кароля нисколько не обращаешь внимания?.. – удивилась Татьяна. – Ведь он, кажется, в тебя влюблён!.. И как Papa и Mama думают – он хороший жених!.. И Румыния совсем рядом с Россией, можно часто приезжать домой…

– Не мил он мне! – отрезала Ольга. – Вот если бы он был как Димитрий или как твой корнет Петя, может быть, и лежала бы душа к нему… А так – не могу… Как подумаю, что из-за такого нелюбимого – расстаться с вами, с Россией, с бабушкой и тётками!..

– Но что же нам делать, Оля?! – всхлипнула вдруг Татьяна. – Я не имею права любить Петра и выйти за него замуж, хотя он мне очень нравится… А если я очень захочу это сделать, то Papa и Mama будут очень огорчены… Особенно – Papa, ведь у него так много забот с этими морганатическими браками, а теперь ещё и тётя Мари Младшая убежала от своего Вильгельма Шведского и неизвестно, что с ней будет!..

– Не плачь, Тань!.. А то и так тошно на душе! – вполголоса попросила Ольга. – Как посмотришь вокруг, то счастливы лишь морганатические жёны… Одни Papa и Mama из нашего круга по-настоящему нашли друг друга, а остальные?..

– Бедная ты у нас, несчастная! – всхлипнула ещё раз Татьяна. – И самая старшая, и самая красивая, и Papa с Mama обещали не неволить никого из нас, а кого выбрать-то? И я несчастная… И Мари, и Настя!.. То ли дело у девушек из других сословий – выбирай кого хочешь… А нам нельзя!.. И что это за жизнь – одно мученье…

– Я прошу, Тань! Не плачь! Ты хоть можешь по любви морганатический брак заключить со своим графом Лисовецким… А я?.. Равнородных полно, а полюбить никого не могу!.. А что за жизнь без любви и согласия?.. Ты помнишь, как тётя Элла мучилась со своим дядей Сергеем?.. Хоть мы были и маленькие тогда, но я помню…

– Оль! А это ты насовсем решила про Кароля? Или, может быть, ещё и передумаешь? – с надеждой видеть сестру счастливой спросила вдруг Татьяна.

– Тань, может быть, и передумаю! Но давай по осени женихов считать будем! – улыбнулась в полутьме Ольга. Характер у неё был весёлый. Старшая великая княжна не могла долго печалиться и очень кстати вспомнила, что Papa обещал начать с осени вывозить их на балы, а там – что Бог даст…

Ведь настоящие браки заключаются на Небесах!

Финские шхеры – это особый замкнутый мир островитян – рыбаков и крестьян, страшно далёкий от треволнений и спешки столь бурно начавшегося кризисами и войнами XX века. Умиротворение и спокойствие мира шхер между городами Котка и Борго неудержимо влекло сюда каждое лето Царскую Семью. По фарватерам, проложенным в финских шхерах для яхты Александра III «Полярная звезда», стал ходить и «Штандарт» Николая Александровича.

Во вторник, 1 июля, в восемь часов с четвертью вечера Императорская яхта снова стала на бочку среди шхер на «рейде «Штандарт».

«Как славно было проснуться на яхте в этом чудесном месте!..» – думал Государь, отправляясь утром в стареньком белом морском кителе на байдарке вокруг близлежащего острова Тухольм. Лёгкое судёнышко из красного дерева, сделанное искусными руками знаменитого в Петербурге лодочного мастера Куна в Императорском Речном Яхт-клубе, быстро скользило по глади вод, движимое мощными взмахами весла. За Императором еле поспевали на таких же байдарках начальник Конвоя Граббе и дежурный флигель-адъютант Кира Нарышкин…

Первый день в любимых шхерах начинался безоблачным и чудесным. Запах гари, тревоживший ещё вчера в Петергофе, пропал. Но какое-то беспокойство продолжало зреть в груди Николая. Он попытался прогнать его усиленными движениями весла. Байдарка заскользила ещё быстрее, и «Штандарт» с эскадрой скрылся за мысом. Скалистые берега Тухольма который раз поражали царя своей дикой красотой.

Гладкие «бараньи лбы» серого гранита прорезали жилы жёлтого камня. Зелёная трава и мхи свешивались кое-где с утёсов над водой. В следующей бухточке мурава подступала к самому берегу, а берёзы сияли на солнце белыми манишками своей коры.

За изгибом берега выплывала из тени под огромными елями скала из розового гранита, а рядом, словно отколотая гигантским молотом Гефеста, торчала из воды огромная каменная глыба.

Ритмичные взмахи веслом гнали байдарку всё вперёд и вперёд, но они не могли вывести мысли царя из состояния глухой тревоги.

«Господи, упокой душу раба Твоего Франца Фердинанда и супруги его Софии!.. Но сколь мерзкий и богопротивный акт совершили, если не врут телеграфные агентства, наши друзья – сербы! Убить наследника престола и его жену, будущих миропомазанников, – это страшный грех, достойный самой суровой кары…» Николай наконец осознал, что так мучило его последние три дня, истёкшие с тех пор, как он узнал из срочного доклада Сазонова о покушении в Сараеве. А вслед за этим – телеграмма из сибирского села Покровского, родины Григория Распутина, о его тяжёлом ранении в живот…