Петер Пранге - Княгиня

Лоренцо огляделся. И большинство остальных гостей, рассевшихся в окружении скульптур, глобусов, диковинных музыкальных инструментов и телескопов, были ему знакомы: поэты и художники, музыканты и философы, теологи и ученые Сапьенцы. Человека с лицом мула среди них не было видно.

— Больше всего мне хотелось бы узнать, — воскликнул лорд Хилберри, молодой английский посланник, — что же все-таки позорнее — быть обманутым или самому оказаться обманщиком?

Надо было видеть, с какой уверенностью в себе, с каким аристократическим величием княгиня принимала к сведению все эти предложения! Воистину светская дама! Лоренцо не мог оторвать от нее восхищенного взора. Эта серьезность зрелой женщины, много повидавшей на своем веку, просто сбила его с ног — княгиня была, вероятно, на пике своей красоты и чарующей женственности. Да, но почему она решила пригласить его? Оттого, что истосковалась?

Внезапно Лоренцо, не усидев на месте, вскочил и воскликнул:

— Мне бы очень хотелось обсудить другое!

— Слушаем вас, кавальере. Лоренцо посмотрел ей прямо в глаза:

— Что лучше — быть достойным истинного счастья или же быть действительно счастливым?

— Очень любопытный вопрос, синьор Бернини. Мне кажется, он вполне заслуживает того, чтобы все мы здесь над ним задумались.

И тут за дверями послышались шаги. На лице княгини отразилось нетерпеливое и радостное ожидание.

— Прошу вас, — вполголоса бросила она через плечо Лоренцо, когда спешила к дверям, — если он подаст вам руку, не отвергайте ее!

Княгиня не назвала имени, однако Бернини мгновенно понял, кто сейчас войдет в гостиную. От этой мысли его передернуло. Так вот, значит, для чего он приглашен! Княгиня задумала помирить враждующих на виду у всех! И в то же мгновение Лоренцо показался себе полнейшим идиотом.

Дверь распахнулась, и вошел Вирджилио Спада. Один.

— Монсеньор!

Выражение радости на лице княгини быстро сменилось разочарованием и недоумением.

— Вы… А где же синьор Борромини?

— Мне весьма жаль, леди Маккинни, я предпринял все, что мог. Но, как утверждает величайший поэт вашей страны, «Бесплодны усилия любви». [9] «Бесплодные усилия любви» — название пьесы У. Шекспира, написанной им предположительно в 1594–1595 г.г.

На долину нисходила умиротворенность погожего летнего вечера. Внизу, причудливо изгибаясь, несла свои воды Арниона, солнце постепенно пряталось за могучую громаду Монте-Чимино, покрывая Витербо удлинявшимися тенями. Дом семьи Май-дальчини располагался в двух шагах от старой городской стены у самого края леса, на продуваемом всеми ветрами выступе над долиной, стоя даже выше церковной звонницы, в криптории которой покоились останки святой Розы.

Донна Олимпия бродила по саду своего детства. Этот скромный сад, больше напоминавший огород, не имел ничего общего с роскошным и ухоженным парком Ватикана или зеленевшими не одну сотню лет насаждениями, среди которых располагалась летняя резиденция папы на Квиринале. Десяток овощных грядок, пара цветочных клумб, усыпанная гравием дорожка, извивающаяся между редкими деревьями, — одним словом, скромный, садик непритязательных хозяев. И все же донна Олимпия любила этот кусочек земли, поскольку здесь она росла, здесь же делала первые в жизни шаги.

Каким же тернистым оказался путь, вознесший ее за годы и десятилетия отсюда к головокружительным высотам! Сквозь скрип гравия под ногами до Олимпии долетали голоса громко препиравшихся ребятишек. Опять не поладили, играя! Все, как и испокон веку: кто-то выигрывал, кто-то проигрывал и сильно по этому поводу переживал. Что же до самой донны Олимпии… казалось, ничто в ее детстве или ранней юности не указывало на то, что однажды она станет самой могущественной женщиной Рима. Напротив, ее намеревались запереть в каком-то монастыре, как обычно поступали с дочерьми из небогатых семей, родители которых не могли наскрести денег на пристойное приданое. Но она воспротивилась этому — похоронить себя за толстыми каменными стенами? Подобная перспектива никак не могла быть проявлением воли Божьей! И пока на нее наседал вдохновляемый родителями донны Олимпии духовник, пытавшийся склонить девушку принять постриг, Святой Дух внушил ей остроумный выход: поступиться невинностью ради того, чтобы избежать монастыря, пусть это будет даже в ущерб девичьей чести. Уже в те далекие годы будущая донна Олимпия с Божьей помощью раз и навсегда освоила непростую науку противостоять жестокому миру.

Был ли ее брак с князем Памфили ошибочным шагом? Всего одна ночь, проведенная в маленькой провинциальной гостинице, где они остановились на ночлег, совершая паломничество в Лорето, свела их, и князь в перерывах между страстными лобзаниями заверил ее в вечной верности. Князь Памфили, недалекий, тщеславный до мозга костей человек. Ни о какой любви с ее стороны, разумеется, и речи быть не могло. Зато через князя Олимпия получила возможность познакомиться с его родным братом, в котором впервые в жизни нашла того, с кем ее объединяли общие устремления. Какое же счастье, что тогда Господь милостиво уберег ее, воззвав к разуму, но не к чувствам, и не позволил ей смутить себя его весьма неказистой внешностью! Памфили-брат вскоре не мог и шагу ступить без посторонней помощи, впав в полнейшую зависимость от ее советов и наставлений, вцепившись в Олимпию, будто слепец в поводыря. Когда он не без ее участия оказался на папском престоле, донна Олимпия едва сдерживала себя, чтобы не расхохотаться — ее первую допустили к туфле папы — над всей нелепостью и абсурдностью этого ритуала, символа безграничной веры и преданности, в то время как сам Иннокентий чуть не плакал от умиления и радости. И все же, как скоро убедилась Олимпия, ее ставка на Памфили-брата оказалась более чем удачной — и он, и она достигли всего, что было припасено для них Провидением: могущества, богатства, власти.

Донна Олимпия остановилась и бросила взгляд на долину, где тьма, будто неведомое чудище, пожирала последние лучи заходящего солнца. Да, всем, что она сейчас имела, чем обладала, она обязана Провидению и собственному усердию. И потерять это все сейчас? Лишь потому, что кто-то там знает ее тайну и готов заявить на нее папе? Нет, такое решительно не может быть проявлением божественной воли! Избежать подобной участи — ее прямой долг не только перед собой, но и перед будущим семейства Памфили. Ведь на карту поставлено именно ее благополучие, а стало быть, и будущее ее единственного сына.

Со вздохом Олимпия продолжила прогулку по саду. Нет, она ни за что не позволит разрушить все то, что достигалось такой ценой. Ее отправили в ссылку, пусть, но это еще не конец. К счастью, нерасчетливый дуралей Бернини с головой выдал себя. Тщеславный индюк! Он и представления не имел, что натворил своими хвастливыми угрозами. Ничего, он еще разинет рот от удивления да так и не закроет его до конца дней своих! Олимпия знала, что ей делать, дабы наказать его — и ту шлюху, змею, которую она пригревала у себя на груди столько лет.