Петер Пранге - Княгиня

Но все это длилось лишь несколько мгновений. Донна Олимпия вновь овладела собой. Неторопливо оправив платье, будто по завершении спокойного делового обсуждения, она подвела итог:

— Значит, вы не желаете принять мое предложение? Ладно, кавальере, дело ваше. Addio!

Она уже собралась уйти, когда Лоренцо ухватил ее за рукав.

— Мне известна ваша тайна, ваше высочество, — сообщил он. — Вы отравили своего мужа — и княгиня в любую минуту может подтвердить это. Предупреждаю: одно лишнее слово, и я заявлю на вас папе!

Какое торжество истинной веры! Какой удар по ереси!.. Королева Швеции Кристина, дочь Густава Адольфа, величайшего полководца-протестанта, развязавшего затянувшуюся на три десятилетия жесточайшую войну, победителя сражения при Лютцене, унизившего Вестфальским миром Священную Римскую империю германской нации, — так вот, его дочь, отринув конфессию могущественного родителя, обратилась в истинную и дарующую сущее избавление веру!

Переход Кристины в католичество взбудоражил весь мир, и ликованию Ватикана не было предела. Рим всегда принимал в свои объятия искренне стремившихся к доброму, возвышенному и благостному. Но никогда и никому еще в этом городе не оказывали столь торжественный прием, как королеве Швеции Кристине. Еще в Мантуе, первом из итальянских княжеств, куда ступила нога королевы, в ее честь гремели орудийные залпы и церковные колокола, а ночью, в момент переправы Кристины через реку По, вода в ней озарилась отсветами великолепного фейерверка, затмившего собой звезды на небосводе.

День прибытия королевы в Рим был официально объявлен государственным праздником, и огромное количество народа устремилось к пьяцца дель Пополо, чтобы воочию видеть ее кортеж. Украсить ворота, через которые предстояло проследовать королеве и ее многочисленной свите, доверили кавальере Бернини. Там гостью должны были приветствовать кардиналы Барберини и Сакетти, стоявшие во главе Священной Коллегии. К великому изумлению римлян, королева предстала перед ними в высокой шапке, восседая верхом на мужской манер и с плетью в руках, — именно в таком виде она возглавляла свой кортеж.

С крепости Сант-Анджело гремели залпы салюта, и, пробираясь в направлении собора Святого Петра мимо ликующих толп народа и украшенных флагами домов, кавалькада непрерывно росла: фанфаристы, герольды и кирасиры следовали за солдатами королевской лейб-гвардии с эмблемой правящего дома Ваза, за ними — дюжина лошаков, груженных королевским скарбом и подарками папы. Далее шествовали барабанщики и носители жезла, капитан швейцарской гвардии и церемониймейстер папского двора, а уже за ними — представители римской знати, среди которых был и князь Камильо Памфили.

Хотя после смерти Иннокентия миновал год, князь по-прежнему не снимал траура, однако его одеяние из черного бархата украшали бриллианты на сто тысяч скуди и драгоценные камни, которые скорее пришлись бы к месту на выходном туалете его супруги. Впрочем, и той не приходилось жаловаться — праздничный туалет Олимпии Россано раз в семь превосходил по стоимости траурный ансамбль ее супруга. Под руку с ним она прошествовала в собор Святого Петра, чтобы присутствовать на первом святом причастии Кристины.

— Прошу простить, ваше величество, но мы были в силах оказать вам лишь скромный прием! — Такими словами приветствовал папа Кристину в соборе. — И пусть небеса возрадуются и отпразднуют когда-нибудь торжественную дату вашего обращения в истинную веру с пышностью, недоступной миру земному.

Франческо Борромини присутствовал на мессе бок о бок со своим старым другом Вирджилио Спадой. В один голос повторяли они слова литургии, осеняли себя крестным знамением и преклоняли колена, но если монсеньор целиком был охвачен благоговейным трепетом таинства, то Франческо никак не мог отделаться от накопившейся в его душе горечи.

Когда папа, самолично проводивший торжественную мессу, поднял бокал для обращения вина в кровь Христову, Франческо, нагнувшись к Спаде, спросил:

— Вы не объясните мне, отчего этот человек так ненавидит меня? Будто я у Бога теленка съел.

Спада, наморщив лоб, посмотрел на него.

— Он стал придираться ко мне, едва взойдя на папский престол, — прошептал Франческо. — Все мои проекты по Сан-Джованни в пух и прах раскритикованы, а теперь он даже грозится перепоручить работы над главным алтарем его епископальной церкви другому мастеру.

— Вероятно, — прошептал Спада в ответ, — вам следовало бы еще раз обдумать вопрос о сносе часовни Трех волхвов. Уверен, это смягчило бы сердце его святейшества.

— И это цена, которую требуют для того, чтобы оставить меня в покое в Латеране? Часовню придется сносить, причем по милости Бернини, но уж никак не по моей.

— Разве не вы сами когда-то говорили, что готовы пойти на все ради спасения сына своего врага, независимо от того, что сделал вам его отец?

Франческо покачал головой:

— Часовня будет снесена. Даже если мне придется поступиться за это работой над Сан-Джованни!

Служки троекратно повторили перезвон — обращение свершилось. Тысячеголовая толпа молящихся поднялась с колен. Склонив голову, Кристина шагнула к алтарю для первого принятия из рук Александра тела Христова. На ней была одежда, никак не соответствовавшая ни ее рангу, ни торжественности момента: простой, безо всяких украшений кафтан, доходивший до колен.

— Поражаюсь этой женщине, — негромко произнес Франческо, — последовать голосу своей совести — вот это и есть истинное мужество.

— Да, Кристина — женщина незаурядная. Сам Бог ниспослал нам ее. — Сделав, паузу, Спада взглянул на Борромини: — Между прочим, в городе появилась еще одна незаурядная женщина, знакомая вам, — леди Маккинни.

— Княгиня! — ахнул Франческо настолько громко, что кое-кто из прихожан повернул к ним головы.

— Тсс! — запротестовал Спада. — Вот, возьмите, она велела передать вам.

С этими словами он вручил Франческо письмо, и пока прихожане поднимались со скамей, чтобы направиться к причастию, Франческо лихорадочно читал строки, с которыми княгиня столь внезапно вновь вошла в его жизнь после многих лет отсутствия. Ему казалось, что он слышит ее голос, убеждающий его в ее признательности и теплоте. Прикрыв глаза, Франческо увидел перед собой лицо Клариссы, ее ласковый, нежный взгляд, ее незабываемую улыбку и почувствовал, как его охватила волна страстного влечения к этой женщине. Он готов был сейчас броситься к ней.

— Hoc est corpus!

— Аминь!

Когда Франческо снова открыл глаза, он увидел, как Лоренцо Бернини, преклонив колено подле алтаря, будто на балу в каком-нибудь из римских палаццо, обцеловывает руку королевы Кристины. У Франческо мелькнула подленькая мыслишка: наверняка княгиня осчастливила подобным письмом и Бернини, вполне вероятно, совершенно одинаковым по содержанию!