Родион Феденёв - Де Рибас

Постоянные разъезды то со штабом Потемкина, то с его адъютантами притупили чувство разлуки с Айей, и бригадир писал Базилю Попову: «Я все это время был столь занят головою и сердцем, что было невозможно вам писать, тем более, что не имел ничего занимательного вам сообщить; Князь дал батальон моему брату. Все здесь благополучно. Поручаю себя продолжению вашей дружбы. Мое почтение г. г. Рибопьеру и Бюлеру, для которого вот два письма от принца Нассау».

Генерал Долгоруков недаром говорил об англичанах при штабе Потемкина. Одного из них князь представил Рибасу в Елисаветграде по-французски:

– Поль Джонес – второй во всей Англии моряк. – А по-русски сказал: – Я не знаю, кто у них там считается первым, но этот пират мне нравится. Он англичанин, а потопил столько английских судов, что нам и не снилось. Я назначил его командовать парусным флотом на Днепровском лимане. Сопровождай адмирала повсюду.

Рибас, к своему удивлению, был отрекомендован Поль Джонесу как командир гребной флотилии, входящей в состав гребного флота. Когда знакомились с морскими картами, Джонес задавал короткие и дельные вопросы. У Попова бригадир уточнил свои теперешние полномочия и узнал, что принц Нассау назначен командовать всем гребным флотом, а Рибаса определили к малым гребным судам и казачьим лодкам. Странным было то, что никакого морского чина князь бригадиру не дал.

Наутро Рибас отправился с англичанином в Херсон. Джонес выехал с двумя адъютантами, поваром, тремя капитанами и девицей Вирджинией Лейтон, которую представил коротко:

– Вирдж.

– Попутный ветер, – сказала Вирдж.

«Попутный ветер» – это было ее прозвище. В раскаленной зноем степи они обгоняли растянувшиеся в дневных переходах полки, и не было не только попутного, но никакого вообще ветерка, но на лице Джонеса не выступило ни капли пота. Вирдж щеголяла формой морского офицера. Волосы подобраны под шляпку, напоминающую мушкетерскую поярковую каску. Ее повсюду принимали за мужчину.

– Вы родились в Англии? – спросил бригадир у адмирала.

– Адмирал не англичанин, – сказала Вирдж.

– Но мне отрекомендовали его, как англичанина.

– Это оскорбление, – заявила Вирдж.

– Я – шотландец, – подтвердил Джонес.

– Родственники моей матери жили в Шотландии, и в Ирландии, – обрадовался Рибас – Фамилии Дункан или Пленкет вам ничего не говорят?

– Поль – шотландец, – повторила Вирдж.

– Но и я говорю о Шотландии.

– Поль еще мальчиком сбежал на Американский континент, – сказала Вирдж.

Джонесу шел сорок первый, бригадиру в этом году исполнялось тридцать восемь.

– А чем вы занимались в Америке? – спросил Рибас.

– Он торговал рыбой, – ответила Вирдж.

– А во время войны?

– Топил англичан, – сказал Джонес.

Выяснилось, что адмирал возглавил флотилию в шесть судов и весьма успешно противостоял английским эскадрам.

– Я их топил не только у американских берегов, – с удовольствием вспоминал Джонес – Всего с одним восемнадцатипушечным корветом я высадился у берегов Северной Англии в Вайтгафене, сжег немало судов. Да! После высадки в замке графа Селкирка и ночью можно было читать без свечей.

– Но почему вы жгли суда, а не брали их в плен?

– У меня не было людей. Поэтому в Ливерпуле мне не удалось помочь хорошо освещенному ночному чтению. Но думаю, на британском побережье моим именем до сих пор унимают расшалившихся подростков.

Он засмеялся неожиданно и сипло, а Рибас окончательно осознал опасность своей миссии при адмирале. В назначении шотландца командовать парусной флотилией не было ничего необычного. Грек Панайот Алексиано командовал линейным кораблем «Святой Владимир», Войнович был из сербов. Грейг – англичанин. Но Джонес, как видно, имел славу корсара, разорял английские берега, и с его назначением никогда не смирятся англичане на русской службе, даже если Потемкину его рекомендовала сама императрица. И все враги Джонеса станут недругами бригадира.

Неприятности начались в Херсоне, когда Мордвинов показывал Джонесу верфь и причалы, где стояли три судна.

– Брандеры оборудуем, – объяснял Мордвинов.

– Как? Они до сих пор здесь, а не при эскадре?! – возмутился корсар.

– Подвоз плох. Ждем нефть.

– Немедленно брандеры на лиман!

– Такелаж неполон.

– Если брандеры до вечера не будут в Глубокой пристани, я подумаю, что вы воюете на стороне турок! – вскричал корсар.

– Я вам не подчиняюсь, – нехотя сказал Николай Семенович. – Командуйте на кораблях, а там увидим, кто на чьей стороне.

На яхте отправились в Глубокую, шотландец никак не мог успокоиться, обещал отдать Мордвинова под суд. Вирдж подлила масла в огонь:

– С такими помощниками попутного ветра не жди.

Конечно, Джонес был кругом прав. И Рибас с грустью думал о медлительности флотских, о мелочах, которые порой решают дело. Но за годы жизни в Новороссии он со многим смирился: край обживался второпях, а война прибавила путаницы. Шотландцу Джонесу это никак не помешает беспрекословно требовать то, что его эскадре положено. В этом были свои плюсы. Минусы скажутся во взаимоотношениях людей. И предположения бригадира тотчас подтвердились.

В Глубокой пристани Джонес увидел пушки без лафетов, сваленные в грязь.

– Что это?!..

– Лафеты еще не доставлены, – отвечал дежурный офицер.

– И это… это, когда турецкий флот рядом?! – задохнулся от возмущения корсар. Подошли офицеры, прибывшие с кораблей, представились.

– Через час всем парусным судам сняться с якоря для эволюции в лимане! – приказал Джонес. Алексиано, как самый опытный моряк, бивший турок в прошлую кампанию в Египте, сказал:

– Это невозможно. На моем корабле не хватает парусов.

– Каким судном изволите командовать?

– Шестидесятипушечным, – намеренно неполно ответил Алексиано.

– Название своего корабля вы забываете сразу, как только сходите на берег? Неужели вам не приходилось плавать, не имея и половины парусов?

– Когда я жег турок под Бейрутом, я берег свои паруса.

– Отлично. Но сейчас вы увидите, как можно совершать эволюции, не имея треть парусов. Я поднимаю свой флагманский вымпел на вашем судне.

– Я освобожу для вас и свою каюту, – сказал Алексиано и направился к шлюпкам.

Парусные эволюции после этой стычки прошли, не имея успеха у офицеров. Но Джонес был доволен:

– Командиры хорошо выучены, и я это узнал за какой-то час, – говорил он принцу Нассау. – Офицерам таких команд можно простить их дерзости.

– Но извинительна ли некоторая грубость по отношению к ним, адмирал? – вопрошал Нассау, часто моргая от волнения и напрягая скулы острого лица.

– Если мою требовательность тут принимают за грубость, я буду груб, – отвечал корсар. – Скажите-ка, есть под Кинбурном неприятельские суда?