Эдуардо Галеано - Вскрытые вены Латинской Америки

Но мексиканский национализм не перерос в социализм, поэтому, как и в других странах, которые не сделали важнейшего шага, не смог до конца решить поставленные задачи, достигнуть экономической независимости и социальной справедливости. Миллион погибших за долгие годы революции и войны принесли свою кровь «на алтарь более жесткого, свирепого и ненасытного Уицилопочтли, чем тот, которого чтили наши предки, — на алтарь капиталистического развития Мексики в условиях, созданных зависимостью от империализма»[112]. Многие исследователи отмечают признаки обветшания прежних боевых знамен. Эдмунде Флорес утверждает в одной из своих недавних публикаций, что «сейчас 60% всего населения Мексики имеют доход менее 120 долларов в год и голодают»[113]. Восемь миллионов мексиканцев практически не знают другой еды, кроме фасоли, маисовых лепешек и жгучего перца[114]. Глубокие противоречия системы громко заявляют о себе не только когда под пулями погибают 500 студентов, как случилось во время побоища в Тлателолко. (Имеется в виду расстрел студенческой демонстрации в октябре 1968 г. на Площади трех культур в Мехико, которую обычно называют Тлателолко в память о древнем городе инков, находившемся на этом месте. — Прим. ред.) На основе официальных данных Алонсо Агилар пришел к выводу, что в Мехико 2 млн. крестьян не имеют земли, 3 млн. детей не посещают школу, около 11 млн. не умеют читать и писать, 5 млн. ходят босыми[115]. Коллективные земельные владения эхидатариев (в тот период были созданы коллективные крестьянские хозяйства на основе «эхидо» — особой формы общинного землевладения, возникшей в ходе аграрной реформы 1915 г. При этой системе собственность на землю остается в руках государства, а земля передается крестьянам (эхидатариям) бесплатно в совместное владение. — Прим. ред.) постоянно дробятся, а число минифундий, которые также раздираются на клочки, растет, и вместе с тем появляется латифундизм новой формации, новая аграрная буржуазия, занявшаяся крупномасштабным коммерческим сельским хозяйством. Местные же землевладельцы и посредники, которые захватили главенствующее положение, нарушая дух и букву закона, в свою очередь заняли подчиненное положение: в одной недавно /177/ опубликованной книге указывается, что они объединены общим термином «...энд Ко» при фирме «Андерсон Клейтон энд Ко»[116]. В этой же книге сын Ласаро Карденаса говорит, что «скрывающие свою истинную суть латифундии захватывают по преимуществу самые лучшие, самые плодородные земли».

Писатель Карлос Фуэнтес воссоздал в ретроспекции, начиная со смертного часа своего героя, жизнь капитана из армии Каррансы, проложившего себе путь наверх с помощью подлых дел и убийств — и на войне, и в мирное время[117]. Человек из низов, Артемио Крус, с течением лет отбрасывает прочь идеализм и героизм своей молодости; он присваивает чужие земли, учреждает многочисленные предприятия, становится депутатом и в своем блестящем восхождении достигает верхних ступеней социальной лестницы, одновременно сколачивая огромное состояние, приобретая власть и влияние с помощью темных делишек, подкупов, спекуляций, рискованных операций и уничтожения индейцев огнем и мечом. История литературного персонажа походит на историю его партии (Институционно-революционная партия (ИРП), основанная в 1929 г., с тех пор бессменно остается у власти в стране, побеждая на всех выборах. Партия эта национал-реформистская по характеру; в ней имеется правое и левое крыло, в разные периоды оказывающие большее или меньшее влияние на политику правительства. — Прим. ред.), ставшей символом нынешнего бессилия мексиканской революции, которая, по сути, монополизирует политическую жизнь страны в наши дни. Поднимаясь вверх, они оба низко пали...

На каждого жителя Латинской Америки сейчас приходится меньше сельскохозяйственной продукции, чем накануне второй мировой войны. Прошло 30 долгих лет, и за этот период производство продовольственных товаров в мире выросло в той же пропорции, что сократилось в наших странах. Причина отставания латиноамериканского сельского хозяйства — в укоренившейся системе расточительства: в расточительном отношении к рабочей силе, к плодородным землям, к капиталам, к продукции и прежде всего к представлявшимся историческим возможностям развития. Латифундия и ее бедный родственник, минифундия, являют собой то самое узкое место, которое не дает развиваться ни сельскому хозяйству, ни экономике в /178/ целом. Режим землепользования накладывает свой отпечаток на систему производства: 1,5% латиноамериканских землевладельцев владеют половиной всей обрабатываемой земли, и Латинская Америка ежегодно тратит более 500 млн. долл. на ввоз из-за границы продуктов питания, которые она могла бы без особых усилий производить на своих бескрайних плодородных землях. Лишь около 5% всей ее территории занято под сельскохозяйственные культуры — это самое низкое соотношение в мире и, следовательно, показатель самой высокой степени расточительности[118]. Кроме того, немногочисленные обрабатываемые земли дают очень низкие урожаи. Во многих регионах деревянный плуг встречается чаще, чем трактор. Чрезвычайно редко можно видеть на полях современную сельскохозяйственную технику, а техника — это не только механизация сельскохозяйственных угодий, но и усиление отдачи земли, помощь земле, нуждающейся в удобрениях, гербицидах, качественном посевном материале, пестицидах и искусственном орошении[119]. Латифундия входит — как своего рода Король-Солнце — в созвездие власть имущих, которые, по удачному выражению Масы Савалы, приумножают голодных, но не хлеб[120]. Вместо того чтобы использовать рабочую силу, латифундия ее выбрасывает за борт: в течение 40 лет число латиноамериканских сельскохозяйственных рабочих сократилось более чем на 20%. Нет числа технократам, бездумно хватающим шаблонные формулы и готовым утверждать, что это, мол, показатели прогресса: ускоренные темпы урбанизации, массовые миграции сельского населения. Действительно, безработные, которых сельское хозяйство плодит без устали, устремляются в город и растекаются по его предместьям. Но и фабрики, которые тоже вышвыривают безработных по мере модернизации, не поглощают эту избыточную неквалифицированную рабочую силу. Применение передовой технологии в сельском хозяйстве, когда таковое имеет место, лишь обостряет проблему. Доходы помещиков, использующих более современные средства в своем землепользовании, увеличиваются, но и незанятых рабочих рук становится /179/ больше, и таким образом еще более углубляется пропасть, разделяющая бедных и богатых. Применение, например, механизации, не увеличивает, а сокращает число рабочих мест в сельской местности.