Леопольд Захер-Мазох - Немилость любой ценой

Императрица секунду оторопело смотрела на него, потом разразилась звонким смехом, который сперва подхватили офицеры генерального штаба и, в конце концов, вся армия.

— Вы не находите, ваше величество, что было бы самое время отправить этого господина полковника на пенсию? — спросил Потемкин, на обратном пути покачиваясь в седле рядом с нею.

— О! Совершенно не время, — воскликнула Екатерина Вторая, сверкнув на него смелыми и умными глазами, — этот полковник, как я вижу, в состоянии заставить вас ревновать, дорогой Потемкин, а это обстоятельство доставляет мне такое несказанное удовольствие, что я теперь и подавно намерена ему протежировать.

Императрица с доверенным другом Потемкиным работала в своем кабинете. Она приняла решение отменить ряд обременительных налогов и ввести абсолютно новую систему внутреннего управления, при которой впервые должны были найти практическое применение фундаментальные принципы французских философов. Она быстро и с исключительной проницательностью, вообще характеризующей стиль ее работы, вникала в суть проектов, лежавших перед ней на столе, и тут же, обнаружив слабые места их, диктовала Потемкину те исправления, которые, на ее взгляд, необходимо было внести. Потом она устало вытянулась на мягких бархатных подушках, и ее глаза со спокойной насмешливостью остановились на единственном мужчине, который действительно был близок ее сердцу; желая скоротать время и немного его помучить, она спросила:

— Ты все еще ревнуешь, Григорий Александрович?

— К кому?

— К Урусову.

— Больше не ревную.

— Больше не ревнуешь? И что же тебя так быстро вылечило?

— Убеждение, что моя ревность не имела под собой никаких оснований, — ответил Потемкин.

— Ты, стало быть, не веришь, что я люблю его? — выжидающе спросила Екатерина Вторая.

— Я лишь не верю тому, что полковник любит тебя.

— Как это?

— Или, точнее говоря, я верю, что он любит другую.

Потемкин с торжествующей убежденностью посмотрел на императрицу, которую эта убежденность привела в замешательство.

— Другой? Ты лжешь.

Потемкин пожал плечами.

— Сама убедись.

— Когда я могу это сделать?

— Да хоть сегодня же вечером, коли есть охота.

— Хорошо, сегодня же вечером, а если ты окажешься прав? — промолвила, вставая, Екатерина.

— Обещаешь мне, что тогда он попадет в немилость и будет вынужден покинуть двор? — быстро нашелся Потемкин.

— Ха! Мой друг, значит, ты все-таки ревнуешь, — заметила Екатерина, приятно удивленная, — ну, а если правой окажусь я, Потемкин, что тогда?

— Тогда сошли меня в Сибирь, — предложил Потемкин.

— Это я и без того могу сделать, — со злорадной поспешностью возразила Екатерина Вторая, ибо не могла упустить удобного случая унизить мужчину, власть которого всегда чувствовала над собой.

— Ты, разумеется, можешь все, что тебе заблагорассудится, — нисколько не изменившись в лице проговорил Потемкин, — я твой подданный, твой раб.

Екатерина, не проронив ни слова, взглянула на него и затем протянула ему руку.

— Я поостерегусь ссылать тебя в Сибирь, — сердечно сказала она, — ты мне здесь гораздо нужнее. Итак, сегодня вечером.

Когда совершенно стемнело, Максим, по уговору со своим покровителем, отправился в императорский сад, по главной аллее окаймленной стенами подстриженного тиса прошел вверх до водомета, который выбрасывал высоко в воздух серебристую струю и, рассыпавшись на тысячи алмазных брызг, снова ронял ее в удерживаемую обнаженной нимфой большую раковину. Он уселся на скамейку из дерна, которая была ему указана; она выделялась статуей Амура, собирающегося выпустить стрелу, и помещалась в образованной тисовой стеной зеленой нише позади него. Здесь он остался сидеть, рассматривая чудесный звездный узор на безоблачном небе и воскрешая в памяти Анжелу.

Внезапно перед ним появилась фигура в белом. Не императрица ли это? Он поднялся и почтительно снял шляпу.

— Это я, Максим, — произнес до боли знакомый голос, сладкого звучания которого он так давно был лишен, и две нежные руки обняли его. После долгого поцелуя Анжела высвободилась.

— Это еще не все, — сказала она, — я присяду на скамейку, а ты должен опуститься на колени и клясться мне в любви.

— Должен?

— Помни, что нам надо вывести из себя императрицу.

— Зачем?

— Хватит вопросов, так хочет Потемкин, и для меня этого достаточно. На колени!

Белой рукой она указала на землю и вдруг показалась Максиму такой величественной, что ему оставалось только повиноваться. Таким образом расположившись у ее ног, он, то глядя на нее, то возводя глаза к звездам, принялся нести какую-то клятвенную бессмыслицу, которую звезды слушали терпеливо, однако Анжела, слегка потрепав его по щеке, прошептала:

— Будь посерьезнее!

И она привлекла его к груди и покрыла любимое лицо поцелуями, а в это время Екатерина Вторая с Потемкиным стояла за зеленой стеной, полная гнева и ревности.

— Я могла бы разорвать его на куски, — пробормотала она, но поскольку была не в состоянии это сделать в реальности, крепко ущипнула за руку Потемкина.

— Давай послушаем, что она скажет, красавица разговаривает с ним, — ответил фаворит, с трудом сдерживая веселое настроение.

— Сейчас, Максим, настал решительный момент, — прошептала Анжела так, чтобы никто кроме него не мог услышать, — царица здесь, я слышу, как под ногами у нее похрустывает песок.

— А я вижу ее горностай, просвечивающийся сквозь зеленую стену, — также шепотом ответил Максим. — Итак, начинай!

— Мой дорогой полковник, — в полный голос заговорила Анжела, — вы клянетесь, что любите меня, и все же мне кажется, что другую даму вы любите несравненно сильнее, чем меня.

— Кого вы имеете в виду? — также громко спросил Максим.

— Императрицу, говорят, и говорят, видимо, не без основания, что вы находитесь у нее в большом фаворе, — продолжала Анжела.

— Не стану отрицать, что она весьма благосклонно относится ко мне, — промолвил в ответ Максим, — но как вы могли поверить, что женщина ее гениальности и достоинства могла опуститься до того, чтобы полюбить такого молодого и незначительного человека, как я?

— Слышишь? — тихо-тихо спросил Екатерину Потемкин.

— Но вы-то ее любите, — продолжала Анжела.

— Я? — воскликнул молодой полковник. — Екатерина Вторая, скажу вам, самая красивая женщина на свете.

— Слышишь? — прошептала теперь царица своему доверенному другу.

— Я чту великую государыню, — продолжал Максим, — и боготворю в ней красивую женщину, но именно поэтому не смею даже поднять на нее глаза, и никогда не набрался бы смелости полюбить ее.

— Слышишь? — сказал Потемкин.

— Я люблю вас, Анжела, — заключил Максим, — только вас.