Валерий Язвицкий - Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)

Зато договор составляет он сам с помощью Федора Курицына, а после читает его отцу. Знают о сем новгородцы и боятся. Василий Васильевич понятен им, Иван же гнет все куда-то другим путем.

— Неисправленья мне ваши тягостны, — жалуется Василий Васильевич, — много мне истомы от вас! Лиходеев моих у собя принимаете, татар науськиваете, с немцами, да с ляхами, да с Литвой против Москвы крамолу куете…

Все это понятно новгородцам, не впервые случается так. Кряхтят они только, когда требует с них Василий Васильевич казны многонько — десять тысяч новгородских рублей серебром…

Спорят, торгуются бояре московские и новгородские, но Москва никаких скидок не делает. Шума много, слезы даже и мольбы, но ведомо новгородцам — Москву не упросишь.

Иван же договор составляет, время от времени с отцом советуясь и с его боярами ближними. На переговорах же все так же молчит он и только смотрит, и пугать уж новгородцев начинает этот непонятный пронизывающий взгляд.

Вот уж Василий Васильевич получил сполна десять тысяч рублей. Выбраны уже бояре, которым ехать назначено в Новгород, новгородцев приводить к крестному целованию по новому договору, да и самый уж договор готов…

Все собрались послы новгородские со владыкой своим во главе. Рядом с владыкой — посадник и тысяцкий, а за ним все прочие из старых посадников и тысяцких, из бояр и купцов богатых…

Когда же Федор Васильевич Курицын читать стал новый договор, заволновались все, а многие с мест встали — сидеть не могут. Только Иван сидит неподвижно и спокойно да глазами, словно пиявками, ко всем присасывается…

Слушают новгородцы чтение и ушам сначала не верят. Отступиться должны они для московских князей Василия и Ивана от купленных ими земель ростовских и белозерских; черный бор [151] Ч е р н ы й б о р — поголовная подать с черных людей. платить обязуются Москве; отменяют вечевые грамоты; вместо новгородской печати налагают печать великого князя; не смеют мешаться в княжии усобицы и обязуются не принимать никого из рода Шемяки и прочих лиходеев московских князей…

Снова мольбы и споры, а Иван сидит неподвижно, молчит и смотрит только.

— Глаза-то, глаза-то какие у него! — со страхом шепчет один из прежних тысяцких на ухо старому же посаднику Акинфу Сидоровичу.

Дергает посадник губой, будто дышать ему нечем, а сам смотрит жадно Ивану в глаза — такие странные и страшные, оторваться не может, и хочется ему перекреститься.

— Господи, спаси и помилуй, — шамкая, шепчет вслух Акинф Сидорович, — от дьявола очи сии, от дьявола… Ишь, глядит-то, глядит-то как и все молчит! Помогните нам, святые чудотворцы, угодники божии. Нет, не князь Василий, а Иван град наш погубит…

Весна этот год была по-осеннему прозрачная и ясная, словно первые ласковые дни бабьего лета, но кругом все ярко зеленело, и цвели на лужайках и вдоль дорог золотые одуванчики.

Иван, наскакавшись вдоль берегов Москвы-реки и в горах возле села Воробьева, медленно возвращался домой в сопровождении Илейки. Рядом с ним, конь о конь, ехал Федор Курицын.

— Ну и утро же ныне, — весело сказал Иван, — будто яз искупался в нем и весь посвежел.

— Дивно и красно у нас в подмосковных-то, — живо отозвался Курицын. — Особливо, когда с гор глядеть от села Воробьева…

Заулыбался Илейка и ласково, как один он умеет, сказал:

— Цветики-то, весняночки наши, как солнышки малые, по всем лугам разбросаны, словно парчой золотой зеленую травушку выткали…

Старик радостно вздохнул всей грудью и тихо добавил:

— Красота божья!..

Иван и Курицын молчали, овеянные утренней лаской и лаской слов человеческих. Обернувшись к старику, Иван молвил:

— Из самого детства любо мне слушать тя, Илейка. Велика у тобя любовь к творению божью и ко всем тварям земным.

Засмеялся тихонько Илейка.

— Мир-то, — молвил он, — божий сад. Вечно он в цвету и радостях, не то что людие…

Не расслышали печали в словах Илейки ни Иван, ни Курицын — молоды оба, да и солнышко все выше и выше, и день-то такой лучезарный и веселый…

— Заедем к тетке Марье Васильевне, — крикнул Иван, погнав коня, — повидаю брата своего двоюродного…

Они повернули на большую улицу к хоромам князя Юрия Патрикеева.

Выслав Илейку вперед оповестить княжое семейство, Иван медленно ехал по двору в сопровождении Курицына, сошедшего с коня еще у ворот из почтения к хозяевам. У красного крыльца хором уже суетилась всякая челядь и, когда Иван, подъехав, отдавал стремянному поводья коня, наверху растворились двери, и князь Юрий с княгиней своей и сыном Иваном, молодым воеводой московским, поспешно стали спускаться вниз навстречу юному государю.

Марья Васильевна радостно встретила племянника, весело сверкая такими же сияющими глазами, какие были когда-то и у ее ослепленного брата.

— Добро пожаловать, — говорила она ласково, — почитай, две седьмицы не был ты у нас, Иванушка…

— Ныне же кстати вельми заехал, государь, — кланяясь, молвил Юрий Патрикеев, — вернулся недавно из Крымской Орды наш богатый гость Скобеев, Федор Тимофеич…

— Кланяюсь тобе, государь, — сказал Скобеев с глубоким поклоном, касаясь рукой ступеньки крыльца.

Проведя гостей прямо в трапезную, хозяева усадили всех за стол, как по чину и обычаю принято, во главе с государем.

— Любишь ты, государь, — говорил князь Юрий Патрикеев, своеручно наливая Ивану сладкого греческого вина, — любишь ты знать все о чужих, дальних странах, а Федор-то Тимофеич много занятного сказывает…

— Особливо о фряжских городах, — заметил молодой князь Иван Юрьевич.

Иван был весьма доволен и, понемногу отпивая греческое вино из чарки, молвил:

— Что ж, Федор Тимофеич, сказывай…

Скобеев, богатый гость из сурожан, много рассказывал о торговле с Сурожем, Ялитой, Керчевым и Кафой. [152] Древнее название городов: Я л и т а — г. Ялта, К е р ч е в — г. Керчь, К а ф а — г. Феодосия.

— Наиболее дивен мне был град Керчев, а по-фряжски Черкио, — говорил сурожский гость. — Есть в граде большая каменная лестница, в скалах красно иссечена. Начинается она у церкви Ивана Предтечи, греками построенной в давние времена. На одном столбу ее каменном год построения вырезан: шесть тысяч двести двадцать пятый. [153] 717 год. Круг же града Керчева могилы, как холмы, насыпаны. Несть числа им, а в могилах тех из-под земли копают чарки, кубки и блюда золотые и серебряные, золотые обручи, кольца, серьги и цепи. Все они старой работы языческой. Продают их тамо дорого, со многой собе выгодой…

Много еще сказывал купец любопытного о старине крымской, а Иван, как и все прочие, слушал Скобеева с большим вниманием, но морщил лоб, усиленно вспоминая и о том, что ранее слышал он от кого-то о городе Кафе.