Валерий Язвицкий - Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)

— Велик ты, государь, в военных деяниях, — взволнованно воскликнул Курицын, — велик ты на воеводстве, как и в хитрости государствования!

Несть государя нужней для Руси, чем ты!..

Иван протянул руку другу своему, а тот горячо облобызал ее.

— Прав ты в едином, — сказал Иван, — хитрость государствования и хитрость ратная схожи, ибо рать токмо частица государствования: либо защита, либо ускорение замыслов государственных…

— Верно, — пылко отозвался Федор Васильевич, — нам рати надобны, дабы отбиться навсегда от татар…

— А для сего перво-наперво всех ворогов у себя на Руси истребить, дабы силой всей русской на татар идти…

Они замолчали, каждый отдавшись своим думам.

Постучав в дверь, вошел молодой воевода Иван Юрьевич Патрикеев. Иван обрадовался двоюродному брату, которого еще более полюбил после боя под Коломной за храбрость и сметливость в ратных делах.

— Что поведаешь, брат мой, — по-семейному встретил его Иван, — садись подле меня. Как здрав?

— Бог милует, а ты как здрав?

— Ну и меня милует. Садись ближе, сказывай.

— Государь кличет тя на думу о Вятке. Своевольничает Вятка-то… Меня отсылает государь.

Иван радостно усмехнулся, подымаясь со скамьи.

— Государь и без очей все видит. Всегда он чует, где зло против нас, — молвил он и, обратясь к Курицыну, добавил: — И ты иди с нами думу думать…

В опочивальне у великого князя уже сидели за столом второй сын его, князь Юрий, и воевода князь Димитрий Иванович Ряполовский.

— Ты, Иване? — спросил Василий Васильевич.

— Да, государь, с князем Иваном и Федором Васильевичем…

— Добре, добре, — молвил великий князь, — садитесь, думати будем о Вятке. Своевольничает вельми. Воеводы-то наши Перхушков, князь Горбатов да князь Семен Ряполовский ни с чем прошлый год вернулись, норовили вятичам!

Бают, посулы с них брали, сучьи дети…

— Государь, отпусти на сей раз князя Ивана Юрьича Патрикеева, — предложил Иван. — Видал яз его под Коломной, — храбр он и скорометлив. А про Перхушкова-то и князя Горбатова, может, бают напраслину. Может, просто бог им ума и сметливости не дал…

Василий Васильевич, нахмуря брови, долго молчал, потом сказал:

— Может, право ты мыслишь, Иване, не корысть тут, а немощь разума.

Токмо все едино веры у меня в них нет…

— И у меня нет, — согласился Иван, — не надобны государям такие воеводы, из-за корысти ли их, воровства, или неразумия — токмо вред и зло государству, а государям бесчестье.

— Ин пусть будет по-твоему, Иване, — опять помолчав, промолвил Василий Васильевич, — отсылаю яз на Вятку Ивана Юрьича, а с ним вместе Ивана Иваныча Ряполовского, воеводу нашего…

Обратясь к другому сыну, он добавил:

— А ты, Юрий, пошто молчишь? Ратное дело добре ведаешь…

— Яз, государь, — живо откликнулся Юрий, — со всем согласен, токмо бы еще князя Димитрия Иваныча с ними отослал. Добре он те места знает…

— Разумно все сие придумано, — весело воскликнул Василий Васильевич, — с богом, воеводы, с богом все трое на Вятку. Град сей был правой рукой у Шемяки проклятого, а ныне у Новгорода… Идите, воеводы, соберите многую ратную силу и с божьей помощью руку сию у Новагорода отсеките.

Встали воеводы и, простясь со всеми, вышли из княжой опочивальни. Но Иван, сделав знак брату, остался. Васюк стал раздевать Василия Васильевича, снимая с него сапоги.

— Ко сну пора мне, дети мои. Идите. Помолюсь яз да опочину, — сказал Василий Васильевич и, позевывая, спросил: — Скажи мне, Феденька, ведь ученый ты, верно ли, что скоро солнце и месяц гибнуть почнут? И к чему сии знамения небесные?..

— Истинно, государь, будет сие, — ответил Федор Курицын. — Писано о сем в святцах булгарских с семерочисленником, что отцу Лександру един инок булгарин со своего списал. Сказано тамо: «В лето шесть тыщ девятьсот шестьдесят восьмое, [160] 1460 год, когда было затмение солнца. июня в восемнадцатый день, почнет Солнце гибнуть…»

— Попы бают, светопреставление будет, — заметил Василий Васильевич.

— В святцах тех булгарских, — возразил Курицын, — показано, что и ране сего солнце много раз затмевалось и после много раз затмеваться будет. Те же затмения, что ранее бывали, в те часы свершались, кои в святцах впредь исчислены были. О светопреставлении же ништо там не указано, ибо никто о сем не ведает и ведать не может…

— Дозволь мне, государь, — заговорил Иван, — не о небесных, а о земных знамениях тобе молвить.

— Сказывай, Иване.

— Слухи есть, что не токмо Седи-Ахматовы татары зло нам готовят, а и сам царь Золотой Орды Ахмат, сын Кичиахматов, на Русь подымается. У Юрья о сем спроси — он ведает…

Василий Васильевич недоверчиво усмехнулся.

— Какая сорока вам на хвосте носит?

— Мне, — горячо заговорил Юрий, — царевич Касим сказал. У него степные дозоры за последнее время часто видят, как послы и гонцы в Большую Орду снуют, из Орды — тоже. Лазутчики же его бают, что Великий Новгород руку к сему прикладывает…

— И яз так мыслю, — вмешался Иван. — Что за щитом новгородским Польша и Литва прячутся…

— Истинно сие, истинно, — подхватил Федор Курицын, — давно отцы наши духовные твердят, что папа римский в Орде своих бискупов да лыцарей у царя ордынского доржит, они послы его и соглядатаи. И нас латыняне хотят погубить, ежели не унией с помощью новгородцев, то силой татарской!

Иван, сдвинув брови, сказал:

— Пока Новагорода не покорим, сия гроза висеть будет. В Новомгороде же, яз мыслю, черные людие и сироты повсеместно за нас будут — все хотят под Москву православную и латыньства не примут. Токмо бояре, купцы да князи ради корысти и господства на всякую ересь и на воровство пойдут…

Замолчали все. Василий Васильевич задумался, застыв неподвижно, и лицо его, как у всех слепцов, казалось окаменевшим. Но вот губы его дрогнули усмешкой.

— Бог не выдаст, свинья не съест, — сказал он, как бы размышляя вслух. — Право все вы мыслите, что вороги наши гнездо свое свили в Новомгороде. В сем гнезде осином все зло против нас копится и из него на Русь идет! Прав ты, Иване, сии знамения грозней небесных, ибо идут уж они по земле нашей.

— Псков вот приласкать надобно, — заговорил Иван. — Теснят его немцы и Новгород. У нас токмо ему опора и защита…

— Истинно, сынок, — согласился Василий Васильевич, думая о другом, и продолжал свои мысли вслух: — Надобно мне в сем осином гнезде самому побывать, вызнать все. Ныне у нас в Новомгороде своя рука есть старанием владыки Ионы: ныне ведь он тезку своего, священноинока Иону, в архиепископы новгородские рукоположил. Сей Иона, хоть и любит Новгород, а стоит против Литвы, за Москву он. Возьму яз в помощь собе Юрья да дьяка Беду и еще Андрея большого, дабы при мне все время вместе с Васюком был.