Валерий Язвицкий - Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)

— Возблагодарим господа бога нашего и за горести и за радости.

Пресечем печали своя и взывания. «Вскую печалуешься, душе? Вскую смущаеши мя?» Восхвалим и блага господни, ибо не оставляет бог нас, рабы своя, без утешения. Ныне и мы, по глаголу псалмопевца Давида, рещи можем ко господу:

«Обратил еси плач мой мне в радость…»

На другой день после заутрени и завтрака отослали княжичей Ивана и Юрия с Илейкой да Васюком на прогулку по кремлю. Родители же их остались один на один с князем и княгиней тверскими, без бояр и слуг. Вышел Иван из покоев с Юрием и дядьками своими, дивуясь тому, что отец не задерживает его, как всегда задерживал и в Угличе и в Вологде при всех беседах с князьями, с боярами и отцами духовными.

В шубах и валенках вышли они на двор. День стоял ясный и теплый, ослепило княжичей яркое зимнее солнышко. Горят, сверкают лучи по снегу, и кажется, будто тает наст на сугробах и крышах, — так легко и радостно дышать снежной свежестью.

— Снегом пахнет, — сказал Юрий и засмеялся от удовольствия.

Иван глубоко вздохнул и тоже улыбнулся весело.

— К оттепели это, — пояснил Илейка, — вишь, ветер-то с полудня тянет чуть слышно, а может, к снегу…

Васюк рассмеялся и добавил:

— А может, и к морозу… Эх ты, человек божий, обшит рогожей…

В это время с паперти церкви Христа спасителя послышалось пение и звон струн. Илейка, хотевший что-то возразить, услышав пение, шутливо отмахнулся от Васюка и воскликнул:

— Айда стихары слушать!..

Подойдя к церкви поближе, увидели княжичи нищую братию у паперти.

Сидят тут пятеро без шапок, в полушубках рваных, замызганных. Трое слепых из них, седые и лысые, но все бородатые, на грецких гуслях-псалтырях играют, а двое зрячие, молодые, поводыри их, с ними вместе поют. Слышит Иван знакомый стих о голубиной книге. Вот поводырь, что помоложе, запевает один чистым высоким голосом:

Ответ поют все пятеро, складно и благостно, голоса сливая со звоном струн псалтырных:

Остановились княжичи и дядьки их у паперти, слушают. Вот опять запел поводырь:

В это время вдруг зазвонили в колокола на звоннице — так пришлось по чину церковному, — и не слыхать стало пения нищих.

Пошли было княжичи дальше, да звон прекратился вскорости. Иван, любя пение духовное, повернул назад, к паперти.

Нищие успели пропеть уж многое из вопросов и ответов и пели теперь на другой уклад.

Поводырь подряд пропел пять вопросов, повторяя уже пропетое ранее:

На все это, также подряд, впятером опять, под звон гуслей-псалтырей нищие ответили:

Неожиданно подошел тут плешивый юродивый. Бьет он в ладоши, будто крыльями петух, кричит по-петушиному, клохчет, кудахчет по-куриному. Не понравилось это Ивану и Юрию, быстро пошли они прочь, а дядьки за ними, бросив нищим в шапку деньгу, где она звякнула о другие. Не скупились молящиеся, выходя из храма.

Княжичи направились к большой башне — стрельне с воротами и подъемным мостом. Не доходя немного до ворот, встретили они князя Федора Шуйского, наместника кашинского, ехавшего верхом на коне к хоромам великого князя Бориса Александровича. Узнав княжичей, Шуйский спешился и отдал поводья сопровождавшему его стремянному.

— Будьте здравы, — сказал он, кланяясь.

— Будь здрав и ты, — отвечали княжичи и, отдавая поклон, нерешительно добавили: — Покажи нам, Федор Юрьич, стены и пушки, будь добр…

Шуйский пошел с мальчиками к воротам башни и, вызвав начальника караула, повел их по внутренним лестницам башни на широкие стены, рубленные из крепкого столетнего дуба.

— Наши стены, — говорил им, показывая дорогу, начальник караула, молодой еще пушкарь, — хоть и не каменные, как ваши московские, да крепостью и камню не уступят. Пушек же у нас больше, да и пушки много лучше. Вишь, вот какая, и ядра какие дородные к ней — каменные, железом перетянутые…

Княжичи, особенно Юрий, с жадностью разглядывали действительно большую пушку из толстых железных полос, сваренных между собою, а для крепости — с пятью приваренными к ней железными кругами-обручами. Первый, самый большой круг, — у самого дульного среза, а последний, самый маленький, — у казенной части, где заряд кладут. Между ними еще надето три круга разной величины, ибо пушка от казны к концу дула расширяется трубой.

Васюк долго разглядывал пушку, даже щупал ее руками, заглядывал в жерло и пробовал качать двойные подставки, на которых лежит пушка.

Особенно же он разглядывал стойки, наглухо к крепостной стене приделанные возле казенной части.

Васюк даже поманил к себе княжичей.

— Верно, — молвил он, — пушки их подобрей наших. Вон тут как подогнано! На стойках-то железная заслонка никуда не отойдет. Вплотную она, а когда, значит, порох и ядро в пушке, а ты запалишь зелье, огонь от запала весь вперед пойдет, назад же разве чуть заметную искру выбросит.

Дивно, княжичи мои, сие изделано, и пушка больно уж велика!

Молодой пушкарь засмеялся весело — доволен, что похвалили, — и снисходительно добавил:

— У вас пушки-то и пищали еще от старых времен.

— Вестимо, — вмешался князь Федор Шуйский, — еще прадед ваш, князь Димитрий Иваныч, под конец живота своего вывез от немцев арматы и огненную стрельбу. Дед твой, Василий Димитрич, тоже привез много пищалей железных, а наш государь и ныне из Немецкой земли все вывозит, что есть там доброго…

Ивану стало обидно.

— Приедем в Москву, — сказал он сурово, — тата велит фрязинам да немцам еще больше пушек привезти…

— Вот правда, Иванушка, — обрадовался Илейка, — дед твой часы самозвонные на дворе у собя поставил, а нонешний государь наш и огненной стрельбы сколь хошь достанет. Москва, брат, все купит: как ни разоряют ее, она все богата…

Васюк разгладил важно бороду и сказал весьма гордо и уверенно:

— Может, у нас, на Москве-то, и свои еще кузнецы да котельщики пушки изделают. Народ-то наш вельми переимчив.

Князь Шуйский усмехнулся и, махнув рукой, пошел со стены, но княжич Иван даже повеселел от слов Васюка. Он уже не смотрел больше на пушки, а думал, как бы это хорошо все в Москве делать. Несколько раз он взглядывал с любовью на Васюка, а когда сходили с кремлевских стен, не утерпел и, показывая рукой на кремль, сказал своему дядьке на ухо: