Крипалани Кришна - Рабиндранат Тагор

Эхо этого крика отдается во всех стихотворениях сборника, каждое из которых — гимн бесконечному чуду движения, состоянию постоянного изменения, обновления и совершенствования, каков бы ни был предмет, к которому поэт обращался: Шах Джахан, строитель Тадж-Махала, или возлюбленный ангел поэта, его покойная невестка Кадамбори. Он случайно нашел ее старую фотографию и посвятил ей стихи:

Та же мысль, что жизнь постоянно обновляется, что Зима сбрасывает свою маску, чтобы открыть свой лик Весны, воплощена в замечательной фантазии, написанной им для учеников Шантиникетона, "Фальгуни" ("Торжество весны"). Пьеса ставилась в Шантиникетоне и в Калькутте, Тагор играл двойную роль — Поэта и слепого Певца. Сюжет едва намечен, собственно, сюжета почти и нет, он лишь повод для разгула веселья, песен и танцев, выражающих настроение автора с приходом весны. Раджа, обнаружив несколько седых волос и на своей голове, напуган возможностью скорой смерти и хочет найти утешение в философии. Придворный Поэт, чтобы отвратить его от грустных мыслей, ставит пьесу, в которой уличные мальчишки преследуют старика Зиму, срывают с него одежды и убеждаются, что это не кто иной, как Весна.

Вскоре после завершения работы над "Фальгуни" в марте 1915 года Тагор впервые встретился с Ганди, который завершил свою деятельность в Южной Африке и вернулся на родину, но еще не решил, чем он будет заниматься и даже где поселится. Он распустил свою Колонию Феникс и школу в Южной Африке и отправил ее учеников в Индию. Эндрюс, ставший связующим звеном между двумя великими людьми, предложил разместить этих детей (их было около двенадцати) в Шантиникетоне, пока Ганди не приедет и не устроит свой новый ашрам. Тагор с готовностью согласился, и мальчики пробыли в Шантиникетоне несколько месяцев, прежде чем Ганди приехал их навестить. Наверное, было очень интересно наблюдать за двумя группами мальчиков, живших бок о бок: ученики Тагора, беззаботные как Ариэль, [82] Дух воздуха, персонаж "Бури" Шекспира. (Примеч. пер. поющие, танцующие и шумно носящиеся повсюду, и маленькие святые — ученики Ганди, слишком мудрые и рассудительные для своего возраста. Но и те и другие прекрасно уживались друг с другом, и Тагор полюбил учеников Ганди как своих собственных.

Ганди пробыл в Шантиникетоне не больше недели. В то время он не был еще Махатмой, одно имя которого завораживало людей в последующие годы. Но тем не менее он произвел неизгладимое впечатление на обитателей Шантиникетона.

Шесть дней, проведенные Ганди в Шантиникетоне, заложили основание дружбы между двумя титанами современной Индии. Но эти же дни полностью выявили контраст между их индивидуальностями, между их столь разными мировоззрениями. Контраст столь явный и столь непреодолимый, что поклонники того и другого видели только его. Но под различием скрывалось глубокое и сокровенное родство, ощутимое лишь для них самих да еще для нескольких друзей, отличавшихся такой же повышенной восприимчивостью, как Эндрюс и Джавахарлал Неру. Так называемые ученики или "преданные последователи" каждого обратили внимание лишь на внешние проявления встречи. В характерной для него деловой, практической манере Ганди огляделся вокруг, со всеми подружился, увидел слабые места и попытался показать Тагору, как лучше применять его собственные идеи на практике. "Вы верите в простоту и самостоятельность, — прямо сказал он обитателям ашрама. — Прекрасно, я тоже верю в эти добродетели. Но как можете вы достичь — самостоятельности без того, чтобы самим вести свое хозяйство? И как можете вы достичь простоты, если вы живете чужим трудом?" Он заявил им, что они обязаны полностью обходиться без наемного труда, должны взять на себя содержание ашрама в чистоте, так же как они сами следят за чистотой своих тел, исполнением всех хозяйственных обязанностей, включая приготовление пищи, мытье посуды и так далее. Ученики, как и учителя, с готовностью откликнулись на призыв Ганди. Когда они спросили позволения у Тагора, он улыбнулся и сказал: "Интересно было бы попробовать". Итак, 15 марта 1915 года в школе началась жизнь по новому образцу, правда, ненадолго. Но в память об этом эксперименте ежегодно 10 марта в Шантиникетоне отмечается День Ганди (Ганди Паньяха), когда все платные слуги получают выходной, учителя и ученики сами занимаются приготовлением пищи и проводят генеральную весеннюю уборку в ашраме. Это типичный пример календарного праздника с символическим значением, характерного для индийской традиции.

Прежде чем Ганди покинул Шантиникетон, он отметил один недостаток и откровенно сказал о нем Тагору. В столовой ашрама особые места отведены для мальчиков из касты брахманов. Тагор, не жалевший сарказма в обличении кастовой системы, последовал ей в своем собственном святилище. И это поразило Ганди. Впоследствии Тагор отменил подобную практику, и ныне она нетерпима в Шантиникетоне. А тогда он ответил Ганди, что будет счастлив, если ученики-брахманы добровольно сядут за общий стол, но не станет принуждать их.

Эти два маленьких эпизода позволяют увидеть главные черты в различии двух замечательных людей современной Индии. Один был подвижником, мечтавшим политику сделать святой, другой — поэтом, стремившимся сделать святость прекрасной.

Британский губернатор Бенгалии лорд Кармайкл, который в начале 1914 года в торжественной обстановке вручил поэту диплом о присуждении Нобелевской премии и медаль от имени Шведской академии, посетил Шантиникетон 20 марта, через девять дней после отъезда Ганди. Завоевав признание за границей, Тагор обрел респектабельность и в глазах британской администрации Индии. Ушли в прошлое дни, когда правительственных чиновников предостерегали, чтобы они не посылали своих детей в школу поэта. Теперь высочайший представитель британских властей в Бенгалии явился, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Тагор устроил для высокопоставленного гостя соответствующий прием. В ашраме велись тщательные приготовления к его приезду. Некоторые "патриоты" критиковали Тагора за то, что он оказывал почтение представителю иноземных угнетателей. Бедный Тагор, что бы он ни делал, все казалось неправильным в глазах его соотечественников!

Тагор не был равнодушен к публичной критике и в этом отношении отличался от Ганди или ирландского его современника Бернарда Шоу. Герои его произведений обличают тщетность людской славы, гордо противостоят общественному мнению, но сам он, случалось, бывал глубоко задет несправедливой критикой, а критика по большей части была к нему не просто несправедлива, но и враждебна. В письме Эндрюсу, датированному 1 февраля 1915 года, он попробовал объяснить эту свою обидчивость: "Я рад, что во мне еще живет тот ребенок, главная слабость которого — тяга к лакомствам, к угощению, к сладкому людскому признанию. Но я не должен ощущать себя гораздо выше своих критиков. Я не хочу восседать на троне. Пусть я буду сидеть на тех же скамьях, что и мои слушатели, и стараться слушать, как и они. Я воистину желаю испытать здоровое чувство разочарования, когда им не нравятся мои творения. И когда я говорю: "А мне все равно", пусть мне не верят".