Илья Гордон - ТРИ БРАТА

Рахмиэл был настолько увлечен работой, что не заметил появления Давида. Из-под его сдвинутой набок кепки свешивалась густая прядь темно-русых волос, прилипших к влажному лбу. Темно-коричневые от загара щеки покрылись обильным потом.

Давид с минуту молча смотрел на шурина, потом спросил:

– Все мастеришь?

Рахмиэл вздрогнул, выпрямился и застыл с молотком в руках.

– Прости, не заметил тебя. Ты давно пришел?

– Только что.

Давид в эту минуту вспомнил, как, бывало, Рахмиэл прибегал в детстве к Фрейде со сливами за пазухой. Смущенно передав их ей, он сразу же убегал, словно боялся, что за ним кто-то гонится.

– Ну, рассказывай, где ты был? Я ради тебя рано вернулся домой. Давай зайдем в хату.

Хата уже сияла чистотой. Сев в уголок, они негромко заговорили.

Несколько раз к ним подходила Фрейда. Ей не терпелось что-то сказать брату, но Давид, не отрываясь, слушал Рахмиэла.

– Так Юдель, стало быть, вместе с вашей землей и тебя прибрал к рукам? – прервал его Давид.

– Что же нам оставалось делать? Подати платить нечем, вспахать десятинку другую нечем, да и семян для посева тоже не было. Поневоле пришлось сдать землю в аренду. Авось удастся подкопить немного денег да купить лошадку, тогда опять хозяевами станем.

– А что делает Заве-Лейб? А Танхум? – спросил Давид.

– Что они могут делать? Заве-Лейб купил развалюшку и строит себе хатенку, а Танхум…

– Не расползлись бы мои сыновья кто куда, – вмешался в разговор Бер, – я, быть может, выбился бы из нужды и стал бы на ноги. Так нет же, гонит их нечистая сила с места на место! Будто на иголках сидят. Спрашивается – чего им не сидится дома? Танхум – того вовсе никакими силами удержать и дня дома невозможно. И Заве-Лейб тоже вздумал отделиться от меня. Оба они прибежали на свадьбу Рахмиэла как очумелые. Испугались, что Рахмиэл может захватить хатенку… Думают, глупые, что я возьму да и поделю между ними землю.

– А что делить вам? Землю, которой у вас уже нет, – сказал Давид. – Земля ваша ведь у Юделя Пейтраха… Раз уж она в его руках, он ее не выпустит. Такая уж натура у богатеев. Все, что оттяпали у бедняков, обратно не отдадут.

– То есть как это не отдадут? – вспылил Бер. – Уж своей земли я не хозяин? Дудки! На моей земле он хозяйничать не будет!

В хату зашли Гдалья Рейчук, Михель Махлин и еще несколько человек.

– Проходите! Садитесь! – пригласил их Давид. Он поздоровался с ними и попросил Фрейду принести еще скамейку, чтобы всех усадить.

Первым начал изливать свою душу Гдалья Рейчук:

– Придет беда – отворяй ворота! – Он придвинулся ближе к Давиду. – Кому мне свое горе поведать? С кем поделиться? Шатаешься по целым дням по задворкам, рыщешь по всей степи, заглядываешь во все овраги и все надеешься – авось…

– Чего бы мне недоставало, если бы шульц не сдал в аренду мои три десятинки, – перебил его Михель Махлин.

А Гдалья продолжал свое:

– Такая умница была моя кобыла… По всей округе не найдешь такой. Такая понятливая…

– Шутка ли, три десятины такой земли, – опять вмешался Михель. – Если засеять их вовремя, то можно столько пшеницы собрать, что и горя знать не будешь. Был бы у меня не только хлеб, но и на семена хватило бы, да и продать кое-что можно было бы.

– Хоть бы у моей кобылы был какой-нибудь недостаток, – продолжал свое Гдалья, – ну, скажем, ленивая была, старая, беззубая или хромая – не так обидно было бы…

– Всего две десятины остались у меня… Две десятины самой, самой плохой земли! – продолжал жаловаться Михель. – Ну, так скажи, как же жить? Ты же человек бывалый. Может быть, ты хоть советом поможешь. Ведь если так пойдет дальше, то хоть топись… Лучшая земля попадает богатеям. Еще немного – и вся земля до последнего клочка перейдет в их руки.

– А много у вас таких людей, у которых забрали землю и сдали богатеям в аренду? – спросил Давид. – За сколько лет накопились недоимки?

– Много, – ответил Михель Махлин и по пальцам начал перечислять всех, у кого отобрали землю за неуплату податей: – Борух Бегун – раз, Хайкель Шиндак – два, Шие Зонда – три, Хаим Бракин – четыре, Нехемья Кукуй – пять…

«Теперь уже можно поговорить с земляками по душам, – решил Давид, – и сказать им то, чего не мог высказать утром, в присутствии Танхума».

– Что же получается, – начал Давид, – несколько богатеев сгоняют с земли чуть не пол-Садаева, а вы молчите?

– А что мы можем сделать? – беспомощно развел руками рыжеволосый худощавый человек с взъерошенной бородой.

– Получается, что они сильнее, чем сотня бедняков хлеборобов? – с иронией спросил Давид.

– А что, так оно и есть! – подтвердил Гдалья. – Богатому все права, он над всеми голова.

– Вы сами даете им права верховодить вами! – воскликнул Давид. – Сами подставляете шею под их хомут!

– Верно! – подтвердил Михель Махлин. – Сами в ярмо лезем, да еще просимся: дескать, сделай милость, накинь на нас ярмо, нам без него никак не прожить!

– А что ж ты думаешь, – отозвался рыжебородый, – сколько раз, бывало, приходишь к Юделю Пейтраху: сделайте, мол, одолжение, реб Юдель, дайте до нового урожаи пуда три муки. Всегда выручит, никогда не откажет.

– А ты ему потом за эти три пуда четыре вернешь? – спросил Давид.

– Четыре не четыре, а уж полпуда прибавишь.

– А потом еще у него на току дней десять поработаешь бесплатно, – отозвался Михель.

– Как же, человек делает тебе одолжение, – с иронией отозвался Давид, – выходит, тебе его добро под девятое ребро.

Все рассмеялись.

– Да, – сказал Михель, – у нас в Садаеве недаром говорят: «Богатеи полезны, как цепи железны». Только попади к богатеям в ярмо – не вырвешься. Всю жизнь будешь к ним цепью прикован.

– А что вы делаете, чтобы вырваться из этих цепей?

– А что мы можем делать? – спросил Гдалья. – Богу жаловаться или кричать?

Все устремили глаза на Давида и с нетерпением ждали, что он ответит.

Давид не спешил с ответом. Он вынул из кармана кисет с махоркой, оторвал кусочек газетной бумаги, свернул цигарку, закурил и, пустив густые клубы дыма, не спеша начал:

– Вы, наверно, слышали сказку, как медведь повадился к пчелиному улью. Пришел раз, набрал меду и унес к себе в берлогу. Пришел в другой раз и опять наелся до отвалу. Хватились пчелы, а меду в улье осталось так мало, что еле-еле хватит им на собственное пропитание. Всполошился пчелиный рой, заволновался, зажужжал: «Что делать? Что делать?» Матка решительно заявила: «Не отдавайте медведю последний мед! Защищайтесь!» – «Да разве у нас хватит сил защищаться? – зажужжала одна пчела. – Медведь вон какой здоровенный, богатырь, а мы против него мошки. Как же нам его одолеть?» – «Так медведь-то один, – доказывала матка, – а нас тысячи! Давайте гурьбой накинемся на него и не отдадим ему свой мед». Послушались пчелы и, как только в третий раз показался медведь, все вместе набросились на него и давай жалить куда попало – кто в ухо, кто в нос, кто в губу. Взревел медведь и давай бог ноги. Чуть живой приплелся к себе в берлогу.