Павел Загребельный - Изгнание из рая

Гай-гай! В своей извечной наивности Иван забыл о железном законе диалектики. Борьба противоположностей. Сегодня читает про Петра и потирает руки, завтра Петро будет читать про Ивана и точно так же будет потирать руки, потому что грамотность всеобщая, чернила дешевые, а еще же пошли и шариковые ручки - хоть пишут скверно и недолго, но на анонимку хватит.

Ах, почему не высыхают в ручке чернила, когда ею хотят написать подлость! Такой вопрос в теории литературы называется риторическим. Один аноним сегодня может парализовать не только целый колхоз или завод, но и район и даже область, если она маленькая и почта в ней работает исправно.

Автор даже подумал вот над чем. Сейчас во всем мире бьются над проблемой электромобилей. Все упирается в невозможность создать аккумуляторы, чтобы они были легкие, мощные и продолжительного действия. А что, если в электромобилях вместо аккумуляторов применить анонимщиков? Укладывать его в багажник, привинчивать электроды - и айда! Но, наверное, от анонимщиков будет выделяться такая злая энергия, что машины не смогут сдвинуться с места, - сразу же будут проваливаться сквозь землю. Земля же наша многострадальная тоже имеет предел выдержки и терпения.

Веселоярцы тоже имели такой предел и твердо решили найти анонима-псевдонима, презренного клеветника Шпугутькало, вывести его на чистую воду, поймать за хвост и повесить сушиться на солнце.

- Для музея? А может, и так.

Вновьизбрать, по праву давнего знакомства, пригласил в Веселоярск автора этого повествования, предупредив, что на этот раз речь идет не о радостных переменах в жизни его односельчан, а о явлении позорном, вредном и таком непонятном, как долгоносик, колорадский жук, неблагоприятные погодные условия, гонка вооружений, империалистические угрозы миру и жизни на Земле или, скажем, домовой в новом доме, где есть электричество, газ, телефон и телевизор, мебель, не боящаяся жука-древоточца, ковры, которым не страшна моль, магнитофоны, которые навеки опозорили и задавили старосветского сверчка.

Автор как раз страдал от приступа люмбаго и не то что ехать куда-нибудь, а даже пройти от кровати до письменного стола не мог, а только как-то по-обезьяньи передвигался. Люмбаго - это такая болезнь, когда мышцы на твоей спине словно бы парализованы змеиным ядом клеветников и оговорщиков и ты не можешь пошевелиться, твой хребет искривлен, как старославянская "ижица", ты пронизан такой болью, будто собрал ее со всего того мира, где еще царит эксплуатация, неправда, неравенство, но одновременно ты хочешь отмежеваться от своего тела, потому что для тебя главное - дух, мысль, правда, красота и будущее!

Поэтому письмо дядьки Вновьизбрать подействовало на автора целебно - и люмбаго исчезло, будто какой-то примитивный чертик при могучем пении предрассветных петухов.

Автор побежал на почту и послал в Веселоярск телеграмму, состоящую из одного слова: "Еду!"

Скажем прямо: телеграмма эта не была такой уж исторической, - никто не обратил на нее внимания, жизнь шла своим чередом, заводы выполняли свои планы, колхозы не забывали своих обязательств перед государством, труженики продолжали трудиться, бездельники и не думали что-нибудь делать, умные становились еще умнее, невежды еще основательнее углублялись в незнание и темноту. Будем реалистами: что такое Веселоярск, пусть даже это образцовое село, и что такое автор этого повествования, пускай даже он что-то там и понаписывал! Есть вещи во сто крат важнее, о них и заботятся те, кому надлежит.

Автор не учел того обстоятельства, что может найтись человек, который состоит приблизительно в таких же дружеских взаимоотношениях с почтой, как Гриша Левенец, но уже не в областном, а в республиканском масштабе. Иначе чем объяснить, что о телеграмме автора в Веселоярск уже утром следующего дня знал хуторянский классик Весеннецветный. Зная же, он, конечно, немедленно примчался к автору (ведь это было второе "я" автора, то есть alter ego). Как всегда, был бледен от вдохновения, голос его дрожал, впечатление было такое, будто после каждого слова ставится восклицательный знак. Автор со страхом подумал, что если кто-нибудь внезапно украдет из пишущей машинки Весеннецветного восклицательный знак, то человечество никогда уже не будет иметь счастья каждый год знакомиться с новыми бессмертными произведениями. Подумав об этом, автор вздрогнул, и Весеннецветный, обладая исключительным даром наблюдательности, вмиг заметил это и воскликнул:

- Ага! Уже! Опомнились!

- Не совсем вас понимаю, - немного растерялся автор.

- В Веселоярск! Хотели!

- Собираюсь.

- Не надо ехать!

- Просят люди. Завелся там какой-то кляузник, хотят вывести на чистую воду.

- Не езжайте! Не пишите!

- Да почему?

- Ваше "Львиное сердце"! Что о нем!

- Кто?

- Зарубежные! Газеты!

- Не слышал.

- "Зиг-заг"! "Туда и сюда"! "Вдоль и поперек"!

- Пускай себе пишут.

- А критики!

- Какие?

- Слимаченко! Говорит! Или автор сдурел! Или хулиганствует!

- Пускай бы лучше занимался сельским хозяйством этот Слимаченко. Спросить бы у него: где сельскохозяйственная энциклопедия, где энциклопедии механизатора, садовода, полевода, где книга ферм? Вот о чем бы ему...

Весеннецветный, видя, что ничем не испугает автора, прибег к своему последнему аргументу:

- Многие узнали себя!

- В "Львином сердце"?

- В львином же!

- На здоровье! Могу ответить словами Гёте, который удивлялся, когда некоторые люди поднимали шум:

Чего вы всполошились, дураки?!

Про вас

Не написал я ни строки!

Я, может,

Вспоминал про вас

Не раз.

Но писано все это

Не про вас!

(Перевод Б.Заходера)

- И все-таки поедете? - от восклицаний перешел на вопросы Весеннецветный.

- Поеду.

- Там ведь такая землица, такие людоньки, такая пшениченька, такие пчелки! А сало, а паляницы, а колбасы - ведь все вот такое!

- Вот и надо защищать "все вот такое" от еще больших наговоров кляузника. Как говорил еще Козьма Прутков: "В глубине всякой груди есть своя змея".

Весеннецветный решил убить автора эрудицией.

- А вы знаете, что в начале семнадцатого столетия появилось у нас произведение с названием словно бы специально для вас - "Предостережение"?

- Так это же против униатских епископов и против папы римского. А я что - папа римский? Это давнее предостережение не для меня. Если уж завели речь о древности, могу посоветовать вам погрузиться в нее еще глубже. Скажем, в пятнадцатое столетие. К французскому поэту Франсуа Вийону. Прочтите его балладу о том, как следует варить злые языки. Кого интересует, пожалуйста!

В горячем соусе с приправой мышьяка,

В помоях сальных с падалью червивой,