Марк Фруткин - Возвращение Фабрицио

Арлекин сложил письмо, засунув его за пояс. Зонт наклонился. Покидая сцену, победитель его поправил.

На подмостках появился Панталоне, старик, дерущий смычком струны скрипки. «Мертвый» Арлекин укатился за сцену. Скрипка скрипела и визжала, заставляя зрителей заткнуть уши.

— Ой, ой, прекрати! — крикнул первый Арлекин, снова выбегая на сцену. — Я не в силах вынести ужасного скрежета, что ты извлекаешь из бедного инструмента. Коты в марте и то орут пристойней. Последний крик недорезанной свиньи куда благозвучней. Слыхал я, как лошади пускают газы гораздо мелодичней.

— Довольно, довольно. Я все понял. — Старик пожал плечами. — Она любит музыку. Что я могу поделать?

— Ай-ай-ай! Не такую.

Панталоне заметил письмо за поясом собеседника. Высокий, сгорбленный старик носил кожаную маску с длинным крючковатым носом. Он был костляв, разряжен в черные и красные шелка, с редкой бородой и плаксивым голосом.

— Арлекин, где ты был? Я уже час тебя дожидаюсь. Вижу, у тебя письмо от Никколо, скрипичного мастера. — Он показал на пояс. — Так давай его сюда. Вот твой византин. [12] Византинами (безантами) в Западной Европе в IX–XIV ее. называли все восточные золотые монеты; в эпоху, о которой идет речь, византины уже не имели хождения.

Старик бросил ему монету. Арлекин поймал ее, осмотрел с удивлением, попробовал на зуб. Вынув письмо из-за пояса, он уставился на него:

— Один византин? И только? За все, что я вытерпел, чтобы доставить тебе письмо? Меня подстерегала дюжина вооруженных стражников. Я, понятное дело, всех победил, но это было непросто. Второй византин, конечно, будет кстати, третий — в самый раз, а четвертый — верхом щедрости. — Он поклонился.

— Хватит болтать, не то велю вернуть и первый византин. Дом мастера Никколо здесь рядом. Что ты мелешь? На улицах нет ни одного мерзавца. — Он взмахнул рукой, затем ткнул Арлекина в грудь. — Ты лжив и вдобавок крайне медлителен. Удивительно, что я вообще получил письмо. Я бы сам сходил, но, знаешь ли, боюсь пропустить Аврору, когда она пройдет по площади. Никогда не знаешь, в какой час она появится. Так что я должен ждать здесь все время, днем и ночью. Любовь заставляет мужчину страдать. Воистину так.

Арлекин отдал письмо.

— Что там написано? — Он придвинулся ближе, глядя на развернутый лист в руках Панталоне.

— Он хочет две сотни византинов за инструмент, что поможет мне наверняка покорить сердце Авроры. Двести византинов! Это мне не по карману! Интересно, — старик почесал в затылке, — может быть, он одолжит мне скрипку.

— Две сотни византинов! Я достану тебе подходящую скрипку гораздо дешевле. Я знаю в Мантуе мастера по имени Уго. Он сделает для тебя скрипку. Он человек отличный и мастер большой, разве что страшноват. Горбатый карлик. Видел бы ты его пса. Мастиф, невероятных размеров. Огромный, как конь, больше коня…

— Довольно! В Мантуе не делают хороших скрипок. Все мастера в Кремоне.

— А вот тут ты ошибаешься, старина. Очень ошибаешься. Этот мастер может делать скрипки в темноте.

— Должно быть, собачья шерсть липнет к лаку.

— Глумись на здоровье, но знай, что мастера Кремоны не дадут тебе скрипку на время, особенно волшебную. Уго же Мантуанский только волшебные скрипки и делает, удивительной силы.

— Значит, Уго? Ну, если ты меня обманываешь… — Он потряс костлявым кулаком.

— Нет, нет, это правда, Богом клянусь. Так договориться насчет тебя или нет?

В этот миг молодая женщина соблазнительных форм прошла мимо, не обращая внимания на двух мужчин. Взгляд Панталоне не отрывался от ее зада. Поддернув штаны, он возбужденно проскрипел:

— Аврора, как чудесно встретить тебя сегодня вечером на площади. Давно, давно тебя не видел.

— О чем ты говоришь? Ты был здесь вчера вечером и во все другие вечера. Оттавио не видел? Он должен был сегодня играть для меня. От его музыки мое сердце тает.

— Нет, не видел. Слышал, он уехал в Рим или в Неаполь, на поиски брата.

— Как странно! У Оттавио нет брата. А, вот и он…

На сцену вышел Оттавио, изысканный, надменный юноша со скрипкой золотистого цвета в руке. Он начал играть, Аврора лишилась чувств, упав навзничь на руки Панталоне. Тот обернулся к Арлекину:

— Достань мне скрипку этого мантуанца. Сей же час!

Музыканты вновь вышли на сцену, чтобы своей игрой порадовать толпу и снять напряжение. Тем временем за спинами музыкантов проехал Арлекин на осле. Огромные ослиные уши торчали выше головы паяца. Спускаясь по мосткам, он крикнул Панталоне:

— Жди здесь, старина! Я еду в Мантую, в замок Уго на поиски скрипки!

Еще день непрерывного дождя с туманом, и около половины пятого пополудни небо наконец очистилось. Вышло солнце, и главная площадь Кремоны сразу заполнилась людьми. Хозяйки спешили в пекарню и в лавку мясника, дети гонялись друг за другом, юные влюбленные и горожане постарше вышли прогуляться и побеседовать, желая поймать последние светлые часы этого необычайно теплого весеннего дня.

Лоскуты сырости, разбросанные по всей площади, начали съеживаться в лучах заходящего солнца, освещавшего собор и крестильню. Все восемнадцать стеклянных лепестков круглого окна собора сияли словно позолоченные. К пяти часам казалось, что на площади собрался весь город, что каждый его житель заглянул сюда на пару минут, прежде чем пойти домой.

Молодые ремесленники смеялись грубой шутке, а падре Меризи неподалеку беседовал с лавочником. Элеттра и седовласая дама направлялись через площадь к собору. Их заметил адвокат дьявола, вышедший из своих покоев глотнуть свежего воздуха, проведя весь день за изучением деяний Фабрицио Камбьяти.

Сперва он думал было подойти поздороваться, но затем решил понаблюдать, оставаясь в тени узкой улочки между собором и крестильней. Старая дама шла с тростью и тяжело опиралась на руку девушки. Казалось, они болтали без умолку, склонив головы друг к другу. Обходя вокруг площади, дамы время от времени прерывали беседу, чтобы кивнуть друзьям и соседям. Старуха сутулилась, Элеттра же несла себя прямо — даже издалека адвокат ощущал ее изящество и достоинство, такое же, с каким держалась и старуха. Элеттра была совсем юной, но необычайно уверенной в себе.