Марк Шувалов - Возвращение

© Марк Шувалов, 2022

ISBN 978-5-0056-9189-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Только для лиц старше 18 лет. Текст имеет гомоэротическую направленность.

Неестественно наклоняющаяся дверь, текучие линии стен, изумительно ясное небо в ирреально выгнутом проеме окна, но вдруг – пустота, гулкая тишина, и вот я уже совершенно свободно парю. Правда, ощущение границы между полетом и падением как-то размыто, и определить, что происходит в действительности, не представляется возможным.

И все же я каким-то десятым чувством улавливаю, что сплю – внимание, пытаясь вынырнуть на поверхность, никак не сфокусируется на пробуждении и, бултыхаясь в сумятице сновидений, погружается все ниже, в супрематизм мысли, в черный квадрат ощущений, в сумеречную зону самоосознания.

Вот так всегда – вроде бы взлетаю, а на деле безнадежно падаю… Во всяком случае точно куда-то плавно опускаюсь и вижу полупрозрачных голубых коромысликов: они садятся мне на лицо и цепко удерживаются на коже щек своими нитевидными острыми лапками, покачиваясь от легких дуновений воздуха. И вспархивают, задевая мои ресницы своими хрупкими и шелестящими, как органза, сетчатыми крылышками…

Вчера ты посетил мой блог и оставил запись – не слишком похожую на тебя прежнего. Слова вроде бы из твоего лексикона, но ты будто забыл, как говорил раньше, в каком порядке располагал их в предложениях, забыл про наши капли меда, которые застывали и превращались в янтарь… Теперь ты пишешь совсем другие слова. Или это со мной что-то не то? Конечно, со мной… И почему я не узнал тогда твой адрес в деканате, почему?!…

Меня разбудила боль в затылке. Не открывая глаз, я нащупал на нем приличную шишку, но сознание упрямо продолжало цепляться за остатки сна. Среди тягучих водорослей дремоты память из отдельных деталей и фрагментов равнодушно сплетала вчерашние события. В фокус внутреннего взора проникали какие-то нечеткие обрывки фраз, отдельные расплывчатые пятна с неровными краями, короткие штрихи разрозненного пунктира. Все это никак не складывалось в осмысленные сочетания, а в итоге вообще обрывалось темнотой.

Впрочем, внезапно схлопывающаяся картинка была слишком знакомой, да и вполне материальная болезненная припухлость устраняла последние сомнения в том, что накануне вечером со мной просто случился очередной обморок. И когда я падал, все мои упущенные шансы и неиспользованные возможности, все мои голубые коромыслики снопами сыпались на меня, как частицы сухой штукатурки…

Подумалось об этом спокойно, но тут подключилась память тела – во всех реальных, мельчайших подробностях, до саднящего кожу ощущения острого, как ожог, контакта и спазма мышц в животе, которые рефлекторно сжались, словно ожидая удара под дых.

Ладно, ладно, чего это я, никто меня и пальцем не трогал. И откуда только этот животный страх, меня ж никогда в жизни не били? Прав был Лысый, когда говорил, что я напоминаю ему зайца, прижимающего уши от каждого звука. Хотя почему, собственно? Я скорее на кузнечика похож.

Таа-ак, что там Лысый советовал по поводу зайцев? У него ж на каждый случай своя особая теория имелась.

Не быть зайцем, не хочу зайцем, кем угодно, только не зайцем, я – не заяц!

Ну, надо же, вот сказал – и вроде действительно что-то изменилось, даже крылья как будто прошуршали за спиной и затихли. Зажим так уж точно сняло, хотя полное расслабление посещает меня крайне редко, и как убеждал Лысый – из-за многих проблем внутреннего плана. Вот они все, голубчики – упрямые хрустящие коромыслики с фацетными глазами, – выстроились в ряд частоколом, который чуть не из самого детства тянется… И с каждым требуется постоянно вести переговоры, дабы не мешал жить. Взять, к примеру, немотивированный и довольно болезненный стояк. Понятно, что утро, но как-то чересчур сильно, давно ведь не подросток.

Минуту я напряженно соображал, с чего это так круто вставило мои пещеристые тела и один ли я сейчас дома? Явно не один.

Странное это состояние. Воздух что ли дрожит не так, как обычно, или флюиды какие исходят от того – другого, незримо присутствующего рядом? Вроде ни тепла не ощущается, ни вибраций, да и тишина вокруг, слышен только ход часов. Что ж тогда?

Я ощупывал воображением пространство рядом с собой и осязал – очень близко, очень… Причем, это точно не кошка и не собака, не птица или еще какая живность. Мне тут же представилось нечто желеобразное и извилистое, янтарного цвета, сгустком перетекающее из одной точки в другую, распластывающееся и модифицирующееся в почти прозрачную тончайшую пленку. И вот ее уже нет, остался лишь мерцающий след тягучего меда.

Мышцы размягчились, как теплый воск, а янтарная масса продолжила проникновение теперь уже вглубь моего существа – к желудку, потом – к паху, и оттуда по внутренней стороне бедер – вниз, к ступням, будто чья-то нежная рука прошлась.

Я отдавался ассоциативному потоку, хотя возможно ли отказаться от нарративности в этом процессе?… Как там Нинель нас учила по Шкловскому – увидеть предмет заново, в его первоначальном смысле? Лично для меня в данный момент визуальность остранения реализуется вполне конкретно – оттиском образа рядом находящегося существа на коже, как на бумаге или холсте, в виде ирреальной, но осязаемой графики, различные техники которой объединились в коллаже, сдвинув взаимные коннотации отдельных элементов изображения. Мысль вдруг совершенно явственно проявилась отпечатком руки, ее следом, воплотившим значения, воспоминания, соответствия, чьи абстрактные изображения и асемантические ряды тут же упорядочились на предмет соответствия друг другу и перевели сознание к пространственно-цветовому восприятию.

Стоп, хватит, не хочу больше погружений! Вот повернусь сейчас, увижу и просто, без всяких заумей, скажу. Но что? Меня ж по идее вчера бросили. Или это я бросил? Чёооорт, как неприятно звучит, неблагозвучно и похоже на «струсил». А ведь я поклялся… Так струсил или нет? Нет, если учесть мою вчерашнюю честность, и – да, если принять ее итог.

Как все это связать? Ведь на любое действие и поступок всегда можно взглянуть с одной стороны, а можно совсем с другой, и объясняй потом, что ты имел в виду. Именно так, никому не желая зла, и попадают в ад – не после смерти, а здесь, на земле. И данное вообще от тебя не зависит. Главное – повезло ли тебе в этой жизни, подфартило ли, к примеру, родиться там, где следует, и особенно – таким, как нужно. Мне не подфартило, да и пошло все куда подальше: что той жизни – а любви еще меньше. Так, вроде, говорят?

Ёпс, вот из каких запасников в моей башке вылезают все эти устойчивые словосочетания? Лысый был мастак на них – ходячая энциклопедия ментальных выражений. Да, был… невозмутимый, элитарно-отрешенный гедонист с концептуально обритой головой и приверженностью невразумительной полумистической философии, но главное – с прозрачным холодным взглядом.