Николай Никитин - Северная Аврора

– Этот вас расположит по порядку…

– Он председатель комбеда, что ли? – спросил Андрей.

– Нет, я председатель, – ответил Сазонтов. – Да Тихон – главный грамотей. Пойдем!

Сазонтов повел бойцов на берег Онеги. Там на голом откосе стояла деревянная церковка с островерхой колокольней.

– К попу ведешь? – с притворной строгостью спросил Валерий.

– Для чего? Нестеров – сторож, – не понимая шутки, серьезно ответил Сазонтов. – Вот и сторожка…Изба у него погорела весной. Ну, поп и пустил его. Ладно, говорит… Будешь сторожем у меня за квартиру. Вот Тихон и живет у попа, да все с ним лютует. Никак не столкуется.

Неподалеку от поповского дома, обшитого тесом, за кустами черемухи виднелась аккуратная избушка с новой крышей из дранки. Поближе к речному спуску стоял сарайчик с закопченными стенами. Около него валялись принадлежности кузнечного мастерства.

– Вот и кузня его, – объяснил Сазонтов, показывая на сарай.

– Что же, он двум богам молится? И церковный сторож и кузнец? Видать, шельма он у вас, – сказал Валерий, заранее проникаясь недоверием к незнакомому Тихону Нестерову.

Услыхав голоса, навстречу гостям вышел длиннобородый рослый и сухой мужик, с веником в руках, со спутанными седыми волосами, в доходившей ему почти до колен грязной пестрой рубахе распояской. Он поразил Валерия своим пронзительным и недобрым взглядом. Густые брови старика лохматились над глазами.

– Главный… – пробормотал Сергунько.

– Бог главный, а мы людие… – степенно возразил старик. – Что угодно? Я член бедного комитета.

– А не врете? – строго спросил Сергунько. – Вот про вас рассказывают, что вы церковник.

Андрей решил вмешаться.

– Вы не смущайтесь, – улыбаясь, сказал он Нестерову. – Товарищ просто шутит. Он пошутить любит.

– Шутки всяки бывают… Поживи-ка здесь на кузне, немного накуешь монетов. Вам что надо?

Несколько смягчившись, Сергунько объяснил старику, в чем дело. Тихон внимательно выслушал его и, не тратя лишних слов, повел бойцов в деревню.

Из калитки выглянул священник в подряснике и с удочками на плече.

– Поп? – с озорной улыбкой спросил старика Валерий.

Тихон нахмурился.

– Фарисей! Враг моей души…,

– А почему же враг? – спросил Андрей.

Не удостоив его ответом, Нестеров только махнул рукой.

– Может, вам квартиру побольше надо?… Вот эта хороша? – Он ткнул пальцем туда, где виднелся двухэтажный дом с балкончиком и с красиво вырезанным железным корабликом. – Мелосеев там обитает. Кулак по-вашему! Ходил когда-то в капитанах на Белое море… У них чисто. Справный дом.

Валерий отказался от кулацкого дома.

В деревню приехал Драницын. Увидев Андрея и Сергунько, он спешился с коня и подошел к ним.

– Ну как дела? Устроились? – спросил он.

Тихон поклонился Драницыну, внимательно оглядев его желтую кожаную куртку.

– Здравствуй, дед! – приветливо сказал Драницын, вытирая вспотевший лоб белым носовым платком и смахивая пыль с лакированного козырька фуражки. – Жарко сегодня…

– Да, нынче погодье, денек выпал редкий, – согласился Тихон, все еще не отводя глаз от Драницына и точно оценивая его.

– Вот не знаем, где квартиру устроить вам и товарищу Фролову, – нерешительно проговорил Андрей, обращаясь к Драницыну.

– Ко мне не пожелаете? – предложил Нестеров. – У меня ребят не имеется. Мы вдвоем: я да Любка. Помещения хватит…

– Чисто? – спросил Драницын.

Старик понимающе улыбнулся.

– Без млекопитающих. Два раза в неделю полы моем. Кому грязь наносить? Говорю, ребят нет… Тихо, две комнатки. Одна проще, кухня. А другая, по-вашему сказать, зальце. Не широка палата, да таровата… – Старик взглянул на Драницына с прежней лукавой усмешкой.

– Ну, так что же? Показывай, – сказал Драницын.

Избушка Нестерова и в самом деле оказалась очень чистой. Вокруг стола, накрытого свежей скатертью из сурового полотна, стояли венские стулья, крашеный пол блестел, возле окна красовалась кадка с фикусом. Над столом висела керосиновая лампа под белым стеклянным абажуром.

Драницын, вынув портсигар, протянул его Нестерову.

– Курите, пожалуйста!

– Благодарствую, не пользуюсь.

– Может быть, у вас здесь не принято курить в комнатах? Ведь у вас, по старому обряду, не любят табачников.

– Заклюют, – усмехнулся старик. – Староверие… И явно и тайно. Всяка жита по лопате! Века идут, да мужик у нас своемудрый. Ну, я Никону продался. Не старовер. У меня можно. Однако Аввакума уважаю…

– За что же? – полюбопытствовал Андрей.

– Почитайте его житие. Это был поп! Дух огнепальный… – сказал он и покосился на дверь.

В комнату вошла молодая женщина, белокурая, тонкая, высокая, под стать Тихону. Голова ее была повязана белым платком. Она с бессознательной кокетливостью оправляла на себе обшитый позументом сарафан, видимо только что надетый ради гостей.

– Чего надо? – недовольно спросил ее Тихон. – Карбас пригнали?

– Пригнали.

– Цел?

– Целехонек… Только корма пообтершись.

– Ну и ладно.

Женщина, взглянув на Андрея, потупила глаза и ушла в кухню. Сергунько незаметно толкнул локтем студента.

– Дочка ваша? – спросил Драницын.

Старик вздохнул.

– Кабы дочка… Сноха, вдовушка. Сынка-то моего, Николку, немцы убили. Ровно год тому назад… Помните, наступление было? Успел пожениться, успел помереть! А я живу.

Они помолчали.

– Значит, устроимся у вас… – сказал Драницын. – Вы ничего не имеете против?

– Жалуйте! Не три дня и три нощи беседовать. Я людям рад… Они тоже останутся с вами? – Тихон посмотрел на Андрея и Сергунько.

– Нет, – ответил Драницын. – Впрочем, не знаю.

Старик стал перебирать сети, кучей наваленные в углу.

– Вы и рыбак, что ли? – с интересом наблюдая за хозяином и усаживаясь, сказал Драницын.

– Умелец! Всем баловался. И рыбой и зверем. Молодой на медведя хаживал. Да что медведь?… Корова.

Тихон быстро взглянул на Драницына.

– Скажите правду, товарищ: нынче плохие, видно, у большевиков дела?

– Откуда это видно? – в свою очередь спросил Драницын и подумал, что со стариком надо держать ухо востро.

– Были бы хороши, вы сюда не пришли бы… – пробормотал старик.

– А про англичан ничего здесь не слыхали? – прищурившись, спросил его Валерий.

– Как не слыхать, слыхали… Да наши места пока бог миловал, вчерась я был за Порогами, тихо… И про Онегу не баяли. Может, и пронесет казнь египетскую.

– Не любите их? – спросил Драницын.

– А за что их любить? Нация… Еще дед мой у них работывал. Сколько фабрик бывало ихних в Онеге! Известно – лес. Еще с Петра.

– С Грозного, – сказал Андрей.

– Нет, милый, с голландца… – поправил его Тихон. – Грозный царь не больно жаловал асеев. [1]