Николай Никитин - Северная Аврора

– Ты что? Неужели вправду решил? – спросил его Фролов.

– Вправду, Игнатьич! Слыхал я от бойцов, что вы на Двину будто перекидываетесь. Это верно?

– Верно.

– Возьми. Даром есть хлеб не стану.

– Ну, а как же твое хозяйство?

– Что хозяйство? Безделица века сего… Любка похозяйствует. Не такое имели, да брасывали… Не с хозяйством уходить перед очи всевышнего.

– Да ведь с нами в рай не попадешь! Мы безбожники, ты это учитываешь? – пошутил комиссар.

– А я, душа, тоже безбожник! – сказал старик и засмеялся, прикрывая рот ладонью. – Эх, Игнатьич, молвить правду: закаленный я грешник. Придется мне на том свете с чертями пожить. Да уж ладно! Чем они хуже нас? Такие ж существа…

– Значит, у тебя вчера была отвальная?

Старик улыбнулся.

– Прости бедокура. Накатило чего-то…

Он снова сделался серьезным.

– Ну, а что касается того, поведение мое видел… Пригожусь! Я вчера в газете читал: «Унтер, стой! Не время пахать!» А ведь я когда-то унтером был. Ну, сердце так и екнуло. И кузнечить могу. Слыхал я, мастеровых набираете?

– Набираю… Ты с Любой-то по этому делу говорил? Она знает?

– Знает, – старик усмехнулся. – Ей, бесовке, все ведомо.

– Ладно, – сказал Фролов. – Кузнеца мне как раз не хватает. Поедем.

– От и ладно! – обрадовался старик. – Теперь выпить хорошо бы… Да шучу я, Игнатьич, какая там бражка!.. – Старик замахал руками. – Будет уж, потешил лукавого. Ты вот что пойми: Николка мой все счастья искал и нынче, пожалуй, с вами водился бы. Пускай будет так: я заместо него послужу.

Тихон выпрямился. Глаза его смотрели вдаль, за окна избы. Взгляд был суровый, сосредоточенный. Он сделал привычное движение пальцами, точно желая перекреститься, потом дерзко ухмыльнулся и, махнув рукой, вышел из комнаты.

«Марат» стоял на левом берегу Вологды ниже пристани. Здесь пароходы по старинке ремонтировались на плаву, возле берега, застроенного сараями, мастерскими и заваленного грудами железного лома. К «Марату» то и дело приставали лодки. По сходням с берега на пароход поднимались сотрудники штаба, инженеры, рабочие. Ремонт шел непрерывно, круглые сутки. С прочисткой котлов справились гораздо раньше, чем предполагали. «Марат» был готов к погрузке и отплытию. Валерию Сергунько в Ческую Фролов отправил телеграмму.

Настроение у всех было отличное. Тем более поразился Андрей Латкин, когда, войдя в каюту комиссара, увидел, что Фролов сидит с пожелтевшим лицом и угрюмо курит одну папиросу за другой.

За последние дни Андрей привык видеть Фролова особенно бодрым и веселым. Что же произошло сейчас?

– Вы не заболели? – с тревогой спросил Андрей.

– Я здоров.

– Идемте обедать, я за вами.

– Не могу… – Фролов посмотрел на часы. – Да, по правде говоря, и не хочется. Семенковский зачем-то опять вызывает.

Комиссар встал.

– Не люблю этих срочных вызовов. Ума не приложу, зачем я понадобился…

Он надел шинель и вышел из каюты.

Только что приходивший на «Марат» начальник оперативного штаба рассказал комиссару о том, что события на Двине складываются все более неблагоприятно.

Он сообщил, что Фролову поручается довести до Павлина Виноградова караван из барж и судов, часть которых предназначена для затопления речного фарватера в узких проходах Двины среди островов. Штаб опасался, что Павлин Виноградов не сможет сдержать противника и что неприятельские отряды подойдут к последнему рубежу, к селению Красноборск. В этом районе по рекам Любле, Едве и Уфтюгу были уже приготовлены оборонительные позиции. Красноборская линия находилась в пятидесяти верстах от Котласа.

На днях к Виноградову прибыли два отряда, состоявшие из московских рабочих и балтийских моряков. Вначале бои протекали успешно. Павлин опять приблизился к Березняку. Но его атаковала подошедшая из Архангельска английская военная флотилия.

– Не на радость вы едете, Павел Игнатьевич! – сокрушенно сказал Фролову начальник оперативного отдела. – Виноградов так откатился, что дальше уже некуда. Нелегко вам придется.

Дело, по которому Семенковский вызывал Фролова, было непосредственно связано с Павлином Виноградовым.

В штаб армии поступила жалоба на Павлина. В ней рассказывалось о том, как он во время боя ударил штурвального Микешина, и делались далеко идущие выводы о недопустимости подобных методов обращения с людьми.

Семенковский, к которому попала эта анонимка, тотчас же потребовал от Виноградова объяснений и предложил ему пойти в отпуск, мотивируя это его крайним переутомлением, расшатанностью нервной системы и т. д. Случаем со штурвальным Микешиным Семенковский решил воспользоваться в своих собственных целях. Ему давно хотелось убрать Виноградова с Двины. «Вы переработались, нервы сдают, – телеграфировал он Павлину. – Поезжайте в отпуск, отдохните».

В ответ на требования и предложения Семенковского Виноградов послал письмо одному из руководящих партийных работников штаба, члену Реввоенсовета армии Анне Николаевне Гриневой.

«Я чувствую себя хорошо! – писал Павлин. – Думать о себе некогда. Почти не сплю. Вся моя жизнь – беспрерывное действие. Положение невероятно грозное. Я не могу позволить себе даже кратковременного отдыха, который предлагает мне Семенковский. Кстати, в июне я был в отпуску, ездил в Питер. Хочешь меня сместить, смещай… Но поступай открыто, по-товарищески. А это жонглерство я считаю неправильным и несправедливым. По поводу жалобы на меня докладываю следующее: я действительно ударил штурвального Микешина, трусливого, глупого и нерасторопного парня, который…»

Дело, вероятно, на том бы и закончилось, если б Семенковский не вмешался снова. Этому заядлому троцкисту хотелось избавиться от Виноградова. Семенковский требовал, чтобы все его подчиненные действовали «осторожно», «не рисковали последними ресурсами», «берегли технику и людей».

«Мы не имеем права, – писал Семенковский Виноградову, – безрассудно транжирить силы и средства на случайные бои».

Павлин отвечал со свойственной ему резкостью и прямолинейностью: «Враг накинул нам петлю на шею и душит нас. Мы рвем эту петлю, а вы называете это случайными боями. Странно! Мы жертвуем всем, чтобы по приказу Ленина задержать врага, а вы называете это безрассудством? Очень странно. Вы стоите на подозрительной половинчатой позиции, которая напоминает мне наш петроградский разговор по поводу пресловутого предателя Юрьева. Все это дает мне право не подчиниться вашему предложению или распоряжению. Я обращусь к партийной комиссии».

Получив это письмо, Семенковский изменил план действий. Он решил во что бы то ни стало добиться своего и убрать Виноградова с Двины, но несколько иным способом. Тут-то ему и понадобился Фролов.