Паулина Гейдж - Дворец грез

Я поднялась и повернулась к нему. Мне потребовалась вся моя храбрость, чтобы взглянуть в глаза человеку, который был мне и другом, и наставником, и отцом, и судьей, и повелителем моей судьбы с тех самых пор, как я встретила его, будучи еще совсем ребенком. Я чувствовала себя будто перед богом.

— Я обязана тебе всем, Гуи, — с трудом продолжала я. — Благодаря тебе исполнились мои мечты, и я никогда не смогу отплатить тебе за все, что ты сделал для меня. Но я не могу больше рисковать тем, чего достигла. Ты и твои друзья, вы думаете, что ситуацию в Египте можно исправить, что Маат можно восстановить, но я пришла к выводу, что при Рамзесе это невозможно. Кроме того, о какой Маат идет речь, Гуи? Маат того старого, давно исчезнувшего Египта? Я больше не буду защищать твои интересы в этом деле с фараоном. Умоляю тебя простить меня.

Он не шелохнулся. Все его тело будто застыло, и только взгляд медленно скользил по моему лицу, внимательно изучая каждую черточку. Его лицо было необычайно бледным. Долгое время я стояла под его изучающим взглядом, сохраняя внешнее спокойствие, когда внутри у меня все дрожало от напряжения. Потом он вздохнул, кивнул и соскользнул со стола.

— Очень хорошо, Ту, — сказал он спокойно. — Ты была послушной девочкой. Ты изо всех сил старалась мне помочь. Конечно, я прощаю тебя. Ну вот, — он подошел к открытой двери внутреннего кабинета, — ты спешишь. Что тебе нужно для пополнения запасов врачебной сумки?

— Я забыла сумку, Мастер, — смиренно сказала я. — Но мне нужно еще шипов акации. Это очень важно для меня. И касторовое масло, и серая сурьма для моих бальзамов. Корица и свежий натрон…

Он поднял палец:

— Я приготовлю все это. А ты пока выпей вина.

Он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь, а я печально налила вина и уставилась в его алую глубину. Я разочаровала его. Я подвела его, и не важно, что моя решимость в будущем избегать политических тем в общении с фараоном сильна, я хотела бы, чтобы все было иначе.

Гуи появился с маленьким сундучком и вручил его мне.

— Шипы акации, возможно, слегка темнее, чем обычно, — сказал он. — Но не беспокойся. Они еще сохраняют свои свойства, хотя и были собраны некоторое время назад. — Убрав волосы с моего лба, он запечатлел на нем долгий поцелуй, снова вздохнул и легко подтолкнул меня к выходу. — Будь счастлива, малышка Ту, — сказал он. — Желаю тебе добра.

Меня пронзил внезапный приступ тревоги. Его слова прозвучали как прощание. Я обернулась, хотела что-то сказать, но дверь кабинета уже была плотно закрыта.

Подняв руку, чтобы постучать, я помедлила, прикоснувшись пальцами к ароматному кедру. Нет. Я приняла решение. Я разорвала еще одну нить, связывавшую ребенка, которым я больше не была, с прорицателем, и он не должен больше управлять моей судьбой. Тем не менее дурное предчувствие не покидало меня; я послала за Дисенк, мы прошли обратно к причалу, туда, где покачивался мой скиф, я взошла по сходням, и мы отчалили. Позади оставался дом Гуи, в который я долго и прочно врастала корнями день за днем, месяц за месяцем. А впереди был дворец, где я закрепилась пока только самыми тонкими усиками. У меня возникло неуютное чувство одиночества.

Но уже на рассвете следующего дня я гордо прошествовала к причалу дворца, где меня поджидала царская ладья. Утро еще не утратило своей быстротечной свежести, и на восточном крае неба еще розовела тонкая полоска. Хотя расстояние до Фаюма было невелико, чуть больше дня пути при попутном ветре, за судном фараона теснилась целая флотилия; и на ступенях причала толпились слуга, торопливо заканчивая приготовления и громко перекликаясь между собой. Все замерли и склонили головы, едва завидев меня; Дисенк несла за мной сундучок с необходимыми в путешествии вещами. Лишь только я ступила на сходни, как вокруг возобновилась суета в окружении своих слуг и стражи приближался Рамзес. Свежий и отдохнувший, он с улыбкой шагал прямо ко мне, его сандалии, украшенные драгоценностями, бодро шлепали по камням. Я, как и все вокруг, распростерлась при его приближении.

— Встаньте! — рявкнул Рамзес, и его тяжелая рука легла мне на затылок. — Прекрасное утро, чудесное утро, — почти запел он.

Когда я поднялась, он обнял меня за плечи и повел на палубу, где уже были расставлены кресла и разложены подушки.

Сходни подняли, рулевой взобрался на свое место, стражники разместились по бортам палубы, и мы отправились. Царские сине-белые флаги захлопали на ветру, эхом разнесся голос капитана, задававший ритм гребцам. Рамзес опустился в кресло, закинул ноги на подушку и сложил руки на животе. На нем была тонкая туника и длинная гофрированная юбка, отделанная по краю золотыми кистями. Над его широким лбом сверкал урей, венчавший расшитый золотом льняной шлем. Нижний край шлема дотронулся до его украшенных драгоценностями ключиц, когда он повернул ко мне голову и лучезарно улыбнулся.

— Короткая передышка от дворцовых забот, — сказал он, — и мой скорпион снова превратится во что-то менее ядовитое. Возможно, в голубя? В овечку? Сегодня у меня приступ величия, моя госпожа Ту, поэтому мы будем сидеть здесь, в тени под навесом, пусть подданные полюбуются на мою священную персону. Мы еще успеем полюбоваться красотами сезона перст, хотя шему вот-вот наступит! Как только минуем город, будем наслаждаться зеленью садов и дружными всходами на полях. — Он склонил голову набок, его накрашенные глаза блеснули. — Видишь, — продолжал он, — ради тебя я сегодня превращусь в земледельца. Хорошим я буду земледельцем, Ту? Жаль, что ты получила свою землю так поздно — в этом году ты не успеешь засеять ее, но мы можем вместе постоять в грязи, а радостей земледелия вкусим в следующем году!

Он подтрунивал надо мной, и я отвечала ему в том же духе; мимо проплывал огромный и суетливый Пи-Рамзес, мы слышали его многоголосый шум, вдыхали аромат фруктовых деревьев и садовых цветов, любовались на белые причалы знати.

В полдень мы поели и удалились в роскошную каюту. Мы занимались любовью и спали, и, когда вышли на палубу в бронзовое сияние уходящего дня, ладья скользила по направлению к каналу, уводящему на запад, к оазису Фаюм.

Опустился вечер, и зажглись лампы; мы плыли по течению, а на груди реки покоились яркие звезды. Очень часто на протяжении этого волшебного дня бывало так, что люди на берегу бросали взгляд на реку, потом вглядывались более пристально и начинали перекрикиваться друг с другом:

— Это царь! Бог плывет!

Я крепко сжимала руку Рамзеса, а они кланялись и посылали нам благословения, и их голоса звенели у меня в ушах сладкозвучной музыкой.

Вскоре после наступления темноты мы снова вошли в каюту и тихо разговаривали, пока наши тела не сплелись, объятые безмятежным сном, а когда мы проснулись, ладья уже пришвартовалась в Фаюме.