Вальдемар Лысяк - Ампирный пасьянс

В этой же эпитафии имеется и такое предложение: "Лежит в могиле, но никогда не заснет". Достаточно провести в Сен-Мало несколько минут, чтобы убедиться в правдивости этих слов – "король корсаров" все еще живет в этом городе, в музее, на улице, в названиях бистро, в открытках, путеводителях, в разговорах и даже в похвальбе. В памяти. Город уже дал Франции таких великих людей как Шатобриан, Ламенне или Брюссе. Для страны все эти титаны мысли наверняка имеют большее значение. Для людей же, проживающих на побережье Ла-Манша идеалом навсегда останется Сюркуф – человек, которому удалось унизить Англию в то время, когда она царила в океанах.

Четыре короля – это четыре мусульманских владыки, из которых каждый в какой-то период своего правления оставался в союзе или же в связи с Бонапарте. Четыре рассказа о них – это четыре ориентальные сказки, блистающие изумрудами словно одеяние, к которому прижимаются ножны кривой сабли.

Наполеон мечтал о Востоке с первых же лет занятий военным ремеслом. "Европа – это кротовая нора, – говаривал он, – лишь на востоке можно совершить нечто великое. Слава, равно как и солнце, рождается там". Вплоть до 1815 года его агенты добирались до самых отдаленных краев Азии и до самых маленьких островков, затерянных в безграничных просторах Индийского океана. Славу же, на которой он и построил собственную империю, Наполеон закрепил после итальянской кампании, как ему и хотелось – над Нилом, в тени сорока веков, глядевших на него с вершин пирамид.

После египетского похода, уже перед самой своей смертью в 1799 году, великий Бомарше так прошептал о Наполеоне: "Достижения этого юноши – это тема даже не для истории, но для эпопеи. Когда я читаю его бюллетени, мне кажется, что слышу очередной раздел из сказок тысячи и одной ночи".

Храбрых врагов Бонапарте хватало всегда – если бы было иначе, тогда какая цена была бы у его побед? Тот, о котором идет сейчас речь – пиковый король – был истинным королем оружия, одним из тех, которым стоит бросить перчатку, чтобы к старости иметь прекрасные воспоминания.

Это воспоминание посвящено великолепнейшему из мамелюков.

Мамелюки были белыми рабами, в основном кавказского происхождения (черкесы и грузины). Похищаемые или покупаемые в детском возрасте мусульманами, после чего лишаемые национальной принадлежности и подготавливаемые к воинской службе, они составляли (начиная со средины XIII века) – как и янычары в Турции – гвардию египетских владык, а позднее, после захвата Египта Турцией, наместников падишаха. С самого начала вся эта система была чисто формальной – практически вся власть на берегах Нила находилась в руках не терпевших никакой зависимости мамелюков. Подчинялись они исключительно собственным беям, являясь их инструментом для того, чтобы держать в ежовых рукавицах многонациональное население Египта. Особенно тяжелым была ситуация крестьянской бедноты – феллахов – к которым мамелюки относились хуже, чем к скоту [В частности, в 1793 году, выкупая зерно в спекулятивных целях и складируя его, мамелюкские беи обрекли многие тысячи феллахов на голодную смерть].

Именно так представляла собой ситуация в Египте в 1798 году, то есть в тот момент, когда в направлении земель над Нилом уже плыл человек, намеревавшийся заменить повелителя данной страны, и который терпеть не мог насилия над народом. Впрочем, даже не это было самым главным. Более всего следовало считаться с тем фактом, что этот человек не умел проигрывать битв. Вся же штука заключалась в том, что в дельте Нила его поджидал другой солдат, которого, в свою очередь, в этой части земного шара считали "непобедимым". А поскольку в битвах всегда имеются свои победители и свои побежденные, один из этих замечательных людей вскоре должен был испытать вкус поражения.

Того, кто плыл к Нилу, звали Наполеон. Вторым же был Мурад-бей.

По происхождению Мурад был черкесом. Родился он где-то около 1750 года, и еще ребенком его продали мамелюкам. Безумная храбрость и необыкновенная удача молниеносно вынесли его на самые высоты: Мурад посягнул на титул бея и в 1776 году захватил Каир, делаясь независимым от Порты, разделяя сферы влияния с другим беем, хитрым и коварным Ибрагимом. Доменом последнего были гражданские вопросы; основные военные силы страны подчинялись Мураду. Говоря другими словами, истинная власть принадлежала ему, поскольку пергамент редко когда выигрывает у дамасской стали.

В 1786 году султан выслал против Ибрагима и Мурада двух других беев, Хассана и Измаила. После победы над ними Мурад с Ибрагимом стали фактическими хозяевами Египта и могли совершенно спокойно умножать свои богатства. Методы, которыми они набивали свои кошели, полностью соответствовали их же характерам. Ибрагим делал это с помощью мошеннических финансовых махинаций и ростовщичества, в соответствии с максимой, изложенной еще в XV веке Бенвенуто де Имола: "Qui facit usuram vadit ad infernum, qui non facit usuram vadit ad inopiam (Кто занимается ростовщичеством, идет в ад, тот же, кто не дает денег в рост, идет в нищие)".

Из описаний, оставленных французами, принимавшими участие в египетской кампании Наполеона, вытекает, что Мурад-бей был великолепно сложенным громадным мужчиной с мрачным и страшным лицом, на котором виднелся косой, до самого подбородка, сабельный шрам; что он был отважным как лев, тщеславным, порывистым, способным на невероятную жестокость при первом же удобном случае, испытывающим приступы необузданной ярости человеком, и при всем при том великодушным, готовым на самые благородные поступки, расточительным, ненавидящим (помимо поля битвы) какой-либо физический труд, тратящим огромные деньги на те из наслаждений, которые не запретил Пророк. В большинстве сообщений повторяется одно наблюдение: Мурад, равно как и Наполеон, был одарен тем неуловимым чем-то, что позволяет одним людям доминировать над другими, тем истинным талантом и инстинктом предводителя, которым нельзя научиться, купить, взять напрокат, и с которыми необходимо родиться. И хотя стратегическими талантами он не мог сравниться с "богом войны", все сообщения французов о нем наполнены уважения. Это был достойный противник.

Мурад узнал о приближавшейся к берегам Египта французской экспедиции, после завоевания ею Мальты, от австрийского консула в Александрии, Карла Росетти. Сообщение о близящейся угрозе он принял взрывом хохота. Тогда Росетти рассказал бею весьма поучительную историю про маленького корсиканца, над которым два года назад смеялась вся Европа, когда он с бандой оборванцев переходил Альпы, чтобы вступить в бой с несколькими прекрасно снаряженными армиями Габсбургов. И презираемые всеми французы, под командованием этого 27-летнего юноши в течение всего лишь одного года выиграли 18 битв [Монтенотте, Миллесимо, Мондови, Лоди, Бергетто, Лонато, Кастильоне, Ровередо, Бассано, Сан-Джорджио, Фонтана Вива, Кальдьеро, Арколь, Риволи, Фаворите, Тальяменто, Тарвизо и Нойемаркет] и 77 стычек, взяли в плен 150 тысяч человек, захватили 170 знамен, 555 осадных и 600 полевых орудий, 5 понтонных парков, 9 линейных кораблей, 12 фрегатов, 12 корветов и 18 галер – и тогда смеяться перестали. Австрийцы были изгнаны из Италии, маленького же корсиканца признали первым солдатом Европы.