Иван Франко - Захар Беркут

Взгляните, честная община, на это наше общинное знамя, которое вот уже пятьдесят лет слышит наши речи и видит наши дела. Знаете ли вы, что выражают его знаки? Святые и достойные уважения старцы, отцы наши, изготовили его и передали мне его смысл. «Захар, — сказали они, — когда-нибудь, в годину самой грозной опасности, когда жизнь подымет против общины грозный вал, угрожая ее укладу, — тогда ты откроешь общине, что означает это знамя, и вместе с тем откроешь ей, что на нем почиет благословение наше и нашего духа-покровителя, что отступление от пути, указуемого этим знаменем, будет самым большим несчастьем для общины, будет началом ее полного упадка!»

Захар умолк на миг. Его речь произвела большое впечатление на всех собравшихся. Глаза всех были устремлены на знамя, которое развевалось перед общиной на высоком древке, воткнутом в камень, блестя серебряными узорами на своих кольцах и играя малиновым полотнищем, словно переливаясь живой кровью.

— Я до сих пор не говорил вам об этом, — продолжал Захар, — так как время было спокойное. Но сегодня пора это сделать. Смотрите на него, на это знамя наше! Из одного большого куска дерева сделана вся эта цепь, крепкая и как бы замкнутая в себе, но в то же время свободная в каждом своем звене. Эта цепь — это наш русский народ, каким он вышел из рук добрых, созидающих духов. Каждое звено этой цепи — это отдельная община, неразрывно, по самой природе своей, связанная со всеми другими общинами, но в то же время свободная и как бы замкнутая в самой себе, живущая своею собственною жизнью, сама удовлетворяющая свои потребности. Только такая нераздельность И свобода каждой отдельной общины делает все целое нераздельным и свободным. Пусть хотя бы одно только звено лопнет, распадется — и вся цепь распадется, его единоцелостная связь разорвется. Вот так и упадок свободных общинных порядков в одной общине становится раной, которая несет болезнь, а то и грозит заражением всему телу нашей святой Руси. Горе общине, которая добровольно станет такой раной, которая не употребит всех сил и способов сохранить свое здоровье. Лучше было бы такой общине исчезнуть с лица земли, провалиться в бездну!

Последние слова Захара, произнесенные грозным, торжественным тоном, заглушили шум водопада, который гремел неподалеку о камни и, подобный живому хрустальному столпу, играя на солнце всеми цветами радуги, казался сверкающей полосой над головами собравшихся. Захар продолжал:

— Взгляните еще раз на знамя! Каждое звено этой цепи оковано блестящими серебряными узорами. Эти узоры не утяжеляют звена, а придают ему красоту и прочность. Так точно и каждая община имеет свои дорогие для нее порядки и обычаи, рожденные потребностями общины, созданные разумом мудрых отцов наших. Порядки эти священны не потому, что они древние, не потому, что они отцами нашими созданы, а лишь потому, что свободны, не связывают никого в его добрых поступках, а связывают лишь злого, который хотел бы вредить общине. Порядки эти не связывают и общину, они лишь прибавляют ей силы и власти, чтобы сберечь все то, что хорошо и полезно, и уничтожить все, что дурно и вредно. Не будь деревянные звенья окованы серебром, они легко могли бы потрескаться, и вся целостность цепи пропала бы. Так же точно, если бы не святые общинные устои — и вся община пропала бы! Смотри же, честная община! Злодейские руки тянутся сорвать эти серебряные узоры с нашего звена, ослабить и уничтожить наш общинный уклад, при котором нам так хорошо жилось!

— Нет, мы им этого не позволим! — вскричала единодушно община. — Станем на защиту своей свободы, хотя бы пришлось нам пролить свою кровь до последней капли!

— Хорошо, дети! — сказал растроганно Захар Беркут. — Так и следует! Верьте мне, это дух нашего великого Сторожа говорил вашими устами! По его воле открылось вам значение этого полотнища, развевающегося на древке. Отчего оно красное? Оттого, что этот цвет означает кровь! До последней капли крови обязана защищать община свою свободу, свой священный уклад! И, верьте мне, недалека та минута, которая действительно потребует нашей крови! Будем же готовы пролить ее в свою защиту!

В эту минуту все взоры, словно по чьему-то знаку, обратились в сторону села.

Там, на дороге, ведущей от села вдоль водопада в горы, показалась небольшая группа пышно одетых вооруженных людей. Это. шел во всем блеске своем на тухольский общинный совет боярин Тугар Волк со своею дружиной. Несмотря на жаркий весенний день, боярин был в полном рыцарском вооружении, в панцыре из железных блестящих пластин, в таких же набедренниках и наколенниках и в сверкающем медном шлеме, с колышущимся над ним султаном из петушиных перьев. На боку у него висел в ножнах тяжелый боевой меч, за плечами — лук и колчан со стрелами, а за поясом торчал топор со сверкающим стальным лезвием и отделанным бронзою обухом. Поверх всего этого грозного оружия, в знак своих мирных намерений, боярин накинул шкуру волка, пасть которого была переделана в застежку на груди, а лапы острыми когтями охватывали его стан. Вместе с боярином шло десять воинов, лучников и топорников в таких же волчьих шкурах, но без панцырей. Невольно вздрогнули тухольские общинники, заметив приближение этой волчьей дружины; все поняли, что это и есть тот враг, который посягнул на их свободу и независимость. Но пока что они еще не подошли, и Захар успел закончить свою речь.

— Вот подходит к нам боярин, который похваляется тем, что князь в знак милости к нему подарил ему нашу землю, нашу свободу, нас самих. Видите, как гордо выступает он в сознании оказанной ему княжеской милости, в сознании того, что он княжий слуга, что он раб! Нам не потребна боярская милость и не к чему становиться рабами, и в этом причина того, что он ненавидит нас и обзывает нас смердами. Но мы знаем, что гордость его — пустая и что истинно свободному человеку подобает не гордость, а спокойное сознание своего достоинства и разум. Сохраните же в споре с ним это достоинство и этот разум, чтобы не мы заставили его смириться, а чтобы он сам в глубине своей совести почувствовал себя смирившимся! Я кончил.

Тихий шопот удовлетворения прошел по собранию, охваченному радостной решимостью. Захар опустился на свое место. Минуту длилось молчание на площади, пока Тугар Волк не подошел к собравшимся.

— Здравствуйте, община! — сказал он, прикасаясь рукой к шлему, однако не снимая его.

— Здравствуй и ты, боярин! — ответили тухольцы. Тугар Волк гордой, небрежной поступью вышел вперед и, едва удостоив общину взглядом, проговорил:

— Вы звали меня, вот я. Чего хотите вы от меня?

Эти слова сказаны были резким, надменным тоном, которым боярин, повидимому, хотел показать общине свое превосходство над ней. При этом он не смотрел на общинников, а вертел в руках топор, как бы любуясь блеском его лезвия и обуха, явно показывая свое глубокое презрение ко всему этому сборищу.