Иван Франко - Захар Беркут

— Мы позвали тебя, боярин, на общинный суд, чтобы выслушать твое слово, прежде чем судить о твоих поступках. По какому праву и с какой целью ты чинишь обиду общине?

— На общинный суд? — повторил Тугар Волк, притворяясь изумленным и оборачиваясь к Захару. — Я княжеский слуга и боярин. Никто не имеет права судить меня, кроме князя и равных мне бояр.

— О том, боярин, чей ты слуга, мы не будем с тобой спорить, это нас вовсе не касается. А о твоем праве поговорим позже. Теперь только соблаговоли сказать нам, отколе пришел ты в наше село?

— Из стольного княжеского города Галича.

— А кто велел тебе итти сюда?

— Мой и ваш господин, князь Даниил Романович.

— Говори о себе, а не о нас, боярин! Мы свободные люди и не знаем никакого господина. А для чего же велел тебе твой господин итти в наше село?

Лицо боярина при этих словах Захара пошло багровыми пятнами от злости. С минуту он колебался, отвечать ли на дальнейшие вопросы, но затем сдержал несвоевременный порыв гнева.

— Он велел мне быть хранителем его земель и его подданных, быть воеводой и начальником Тухольщины и отдал мне и моим потомкам в вечное владение тухольские земли в награду за мою верную службу. Вот его грамота, его печать и подпись!

С этими словами боярин горделивым движением руки вынул из-за широкого кожаного пояса княжескую грамоту и поднял ее вверх, показывая общине.

— Спрячь свою грамоту, боярин, — сказал спокойно Захар, — мы не умеем ее читать, а печать твоего князя для нас не закон. Лучше сам ты скажи нам, кто он такой — этот твой князь?

— Как? — вскричал удивленный боярин. — Вы не знаете князя Даниила?

— Нет, не знаем никакого князя.

— Властителя всех земель, всех селений и городов от Сана и до Днепра, от Карпат до самого устья Буга?

— Мы не видали его никогда, и над нами он не властитель. Ведь пастух, властитель стада, стережет его от волка, гонит в полуденный зной к студеному ручью, а в холодную ночь — в теплый, защищенный хлев. А делает ли так князь со своими подданными?

— Князь делает для них еще больше, — ответил боярин. — Он дает им мудрые законы и мудрых судей, посылает к ним своих верных слуг, чтобы охранять их от врага.

— Не по — правде молвил ты это, боярин, — заметил строго Захар. — Посмотри: солнце на небе закрыло свой ясный лик, чтобы не слышать твоих кривых слов! Мудрые законы наши исходят не от твоего князя, а от дедов и отцов наших. Мудрых судей княжьих мы не видели доныне и жили тихо, в мире и согласии, верша сами суд общинным разумом. Отцы наши издавна учили нас: один человек — глупец, а общинный суд — справедливый суд. Без княжьих воевод жили наши отцы, жили и мы доныне, и, как видишь, дома наши не разграблены и дети наши не уведены врагом в неволю.

— Так было доныне, но отныне не так будет.

— Как будет отныне, этого мы не знаем, и ты, боярин, не знаешь. Одно еще только скажи нам: справедливый ли человек твой князь?

— Весь мир знает и дивится его справедливости.

— Это он, верно, и тебя прислал, чтобы ты в наших горах насаждал справедливость?

Боярин смешался при этом простом вопросе, но после минутного колебания сказал:

— Да.

— А как ты думаешь, боярин: справедливый может ли несправедливо обижать подвластных ему?

Боярин молчал.

— Может ли он несправедливыми поступками насадить в их сердцах справедливость и, обижая их, приобрести их любовь и уважение?

Боярин молчал, играя лезвием своего топора.

— Смотри же, боярин, — закончил Захар. — Уста твои молчат, но совесть твоя говорит, что этого не может быть. А между тем твой справедливый князь сделал это с нами, с нами, которых он не видел и не знает, о благополучии и счастье которых он не заботится, которые не сделали ему ничего худого, а, наоборот, ежегодно несут ему богатую дань. Как же он мог так поступить, боярин?

Тугар Волк гневно взглянул на Захара и сказал:.— Плетешь чепуху, старик! Князь никого не может обидеть.

— А между тем нас обидел этой самой грамотой, которою ты так похваляешься! Подумай только: разве не обидел бы я тебя, если бы без твоего согласия снял с тебя этот сверкающий панцырь и отдал его моему сыну? А именно так поступил твой князь с нами. Что для тебя панцырь — то для нас земля и лес. Испокон веку мы владели ими и берегли их, как зеницу ока, и вдруг являешься ты и от имени твоего князя говоришь: «Это мое! Мой князь дал мне это в награду за мои великие заслуги!» И прогоняешь наших пастухов, убиваешь нищего лесника на нашей собственной земле! Скажи, можем ли мы считать твоего князя справедливым человеком?

— Ты ошибся, старик! — сказал Тугар Волк. — Все мы собственность князя, со всем, чем мы владеем, со скотом и землей. Князь один свободен, а мы его рабы. Княжеская милость — вот наша свобода. Он может сделать с нами все, что пожелает.

Словно удар обуха, оглушили эти слова Захара Беркута. Он низко опустил свою седую голову и долгое время молчал, не зная, что сказать. Наступила мертвая, угрюмая тишина. Наконец Захар поднялся. Лицо его прояснилось. Он поднял руки вверх, к солнцу.

— Солнце пресветлое! — произнес он. — Ты благотворное, вольное светило, не слушай этих отвратных слов, которые осмелился этот человек произнести перед твоим ликом! Не слушай их, забудь, что они сказаны были на нашей, доселе даже помыслом таким не оскверненной, земле! И не карай нас за них! Ибо без наказания ты не оставишь их — это я знаю. И если там, в этом Галиче, вокруг" князя расплодилось много таких людей, сотри их с лица земли, но, карая их, не погуби вместе с ними и весь наш народ! — Потом, успокоившись, Захар сел и снова обратился к боярину.

— Мы слыхали, боярин, твое мнение! — сказал он. — Не повторяй его еще раз перед нами, пусть оно останется при тебе. Выслушай же теперь, что мы думаем о твоем князе. Выслушай и не гневайся! Ты сам видишь и понимаешь, что отца и опекуна мы в нем видеть не можем. Отец знает своего ребенка, его нужды и желания, а он не знает нас и не хочет знать. Опекун оберегает своего подопечного от врага и всякой опасности, а князь не оберегает нас ни от непогоды, ни от грозы, ни от града, ни от медведя, а это наши злейшие враги. Он, правда, заявляет, что охраняет нас от нападения угорских воинов. Но как он охраняет нас? Насылая на нас еще худших врагов, чем угорцы, — своих ненасытных бояр с их дружинами. Угорцы нападут, заберут, что можно, и уйдут; боярин же, если нападет, так уж и осядет здесь и не удовольствуется никакой добычей, а готов нас всех навеки сделать своими рабами, Не отцом и опекуном мы считаем твоего князя, а наказанием божиим, ниспосланным на нас за грехи наши, от которого должны мы откупаться ежегодною данью. Чем меньше мы о нем знаем, а он о нас, тем лучше для нас. И если бы вся наша Русь могла сегодня избавиться от него со всеми его дружинниками, то, наверно, еще была бы счастливой и великой {16} 16 Взгляды, которые высказывает здесь Захар Беркут, могут считаться типичными взглядами тогдашнего крестьянства на князей и. их кровавые междоусобицы и на зарождение феодализма. Напомним, что подобные взгляды нашли свой отзвук даже у нашего летописца в его рассказе о певце Митусе, которого за бунтарские речи и непокорность князь Даниил велел схватить и казнить. Разумеется, приводя подобные взгляды для характеристики тогдашнего времени и людей, мы этим не хотим умалить вес и значение личности князя Даниила, который среди всех властителей русско-галицхих земель выделяется, как человек необыкновенный, симпатичный и по-своему, принимая во внимание его время, довольно гуманный н одаренный способностями политика. (Прим. Ив. Франка.) .