Акакий Церетели - Баши-Ачук

Открылись двери заколоченных доныне храмов, снова раздался церковный благовест. Этот призыв взволновал сердца, все устремились, как бы влившись в единый крестный ход, к храмам — мужчины и женщины, старики и дети, вельможи и нищие — и в один голос прославляли освободителей страны. Имена Бидзины, Шалвы и Элизбара были у всех на устах.

Радость кахетинцев передалась и карталинцам. Царь Вахтанг втайне сочувствовал и тем и другим, но, как шах Наваз, он делал вид, будто гневается и негодует:

— Как смели эриставы нарушить мою волю и восстать против великого шаха Аббаса!

Когда вести о событиях в Кахети дошли до шаха, с ним от ярости сделались корчи; он тотчас же послал приказ хану ганджи некому ворваться в Кахети и разорить ее дотла.

«Дарю ее тебе!» — писал ему шах Аббас.

Хан, поблагодарив великого шаха за милость, откровенно признался, что, будь его ханство даже вдвое больше и сильнее, он ни за что бы не решился — себе на позор — двинуться против Кахети без поддержки шахских войск. «Ведь кахетинцы сейчас до того осмелели, почувствовав свою силу, — писал он, — что мне одному их не одолеть».

Эти препятствия еще больше расстроили шаха. Его душила неистовая злоба. Как снести такое унижение!

Приблизительно в те же дни шах получил послание шаха Наваза из Картли. Царь выражал шаху свое соболезнование и сообщал, что победа кахетинцев пагубно отразилась и в Картли. «Эриставы отступились от меня и противоборствуют мне, — писал он. — Окажите великую милость, пришлите на помощь ваше могущественное войско, покорившее вам весь мир, чтобы я мог с его помощью обуздать ослушников и наказать Кахети за возмущение против вас, — да так, чтобы они, раскаявшись, смирились навеки». В заключение царь заявлял, что ему нужна в подмогу от шаха большая сила, иначе он не может одолеть воодушевленный победой народ.

— И шах Наваз пишет о том же! — воскликнул нахмурившись шах. — «Нужна большая сила»! Хм… Они, видно, полагают, что у меня нет другого дела, только о них и думаю?! Нет, сейчас еще не время! Надо дождаться подходящего часа, и тогда я при случае воздам им по-своему. Он написал ответ карталинскому царю и отослал его с Муртузали-ханом.

Это послание было полно лести и лицемерия! Шах благодарил Вахтанга за преданность и верность, но советовал не спешить с решениями и не делать ничего сгоряча. Весьма прискорбно, писал вероломный деспот, что кахетинцы дерзнули подняться против него, но шах-де осведомлен, что повинны в этом местные правители: нарушая волю шаха, они всячески притесняли народ, и у кахетинцев не было другого исхода, как взяться за оружие. Шах надеется, что царь Вахтанг произведет расследование и сообщит ему во всех подробностях, как все произошло на самом деле; в заключение шах просил выслать к его двору трех прославившихся героев. «Я хочу видеть их воочию и, простив заранее, желаю сам милостиво, без гнева, расспросить их. Клянусь своей головой и бородой Магомета, достойно приняв их, отпущу, ни один из них не останется в обиде. Если же они, не оценив моей милости, все же ослушаются, тогда, клянусь всемогущим аллахом, я отомщу за неподобающее моему величию оскорбление не только Кахети, но и всей христианской Грузии! А если по какой-либо причине не сделаю этого сам, завещаю свою волю внукам и правнукам».

Вахтанг несколько раз перечитал это полное угроз послание и, горько усмехнувшись, подумал: «Именно такого ответа я и ждал от тебя! Мы с тобою выросли в одной берлоге! Знаю тебя, шах Аббас! Где тебе не удается взять по-львиному, силой, там ты оборачиваешься лисой! Но господь всемогущ, авось на этот раз ты не добьешься своего!» И царь поник головой, охваченный горькими думами.

Давно уже жизнь в Картли и Кахети не текла так мирно и покойно, как в 1659 году.

Осень была уже на исходе, приближалась зима, а дни стояли совсем весенние — казалось, даже солнце ласково лелеет утихомиренное сердце страны.

Царь Вахтанг созвал к себе карталинскую и кахетинскую знать. Прибыли по царскому зову почти все, в том числе и кахетинские герои.

Царь прочитал своим вельможам письмо шаха Аббаса и попросил у них совета. Большинство вельмож склонялось к юму, что не следует выполнять шахского веления.

— Разве персы исполняли когда-нибудь свои обещания, хотя и клялись бородой Магомета? Разве можно полагаться на уверения шаха? Ясное дело, он хочет предательски завлечь их. А если это случится, нам уж лучше не жить на свете! — говорили они.

Но существовало и противоположное мнение; в защиту его выступил арагвинский эристав Заал.

— Вы правы, — сказал он, — не приходится ждать, чтобы шах примирился вдруг с нами и принял наших эриставов с искренним дружелюбием, мы все это понимаем. Однако покамест обстоятельства не таковы, чтоб он дал себе волю и открыто проявил свою злобу. В самом деле, какой для него смысл угрожать нам пока что издалека и подобной неосторожностью срывать осуществление собственных замыслов? Правда, ныне Картли не входит во владения шаха, но все же подвластна ему. И шаху придется быть осмотрительным — не переходить известной границы, иначе еще одна победа, подобная той, какую одержали кахетинцы, и ему останется одно — отказаться также от Картли! Шах Аббас это прекрасно понимает и не решится проявить свою враждебность — напротив, он скорее притворится благосклонным. Он, несомненно, из лицемерия примет кахетинских героев с почетом и отпустит, осыпав их милостями, а потом, выбрав подходящую минуту, подкрадется к нам лисой и взыщет за все полностью. Мы должны помнить об этом и быть наготове! А пока разумнее проявить уступчивость… Надо исполнить его желание, тем более что сейчас им не угрожает какая-либо опасность; если этого не сделать, оскорбленный в своем тщеславии шах впадет в ярость и постарается выполнить свою угрозу. Я уверен, что на этот раз и моего зятя и эриставов минуют всякие беды, если бог им не судил иного! А если такова его воля, им и здесь не избежать своей судьбы.

Под влиянием этой речи многие из вельмож изменили свое мнение. Царь тоже согласился с Заалом. Теперь оставалось только выслушать самих освободителей Кахети, которых требовал к себе шах.

Старик Элизбар молча встал и, не отвечая па обращенный к нему вопрос, подошел к окну, выглянул во двор и задумался. Все с нетерпением следили за ним.

— Государь мой, — обратился эристав к царю. — Что с вашим платаном, почему облетела вся листва?

— Почему облетела? — с удивлением переспросил царь. — Время пришло! Ведь скоро зима.

— Как бы дерево не усохло без листвы.

— С какой стати? Придет весна, и платан снова зазеленеет.

— Так-то, государь мой, дерево снова зазеленеет — вот вам мой ответ на вопрос, который предстоит решить нашему совету.