Федор Шахмагонов - Твой час настал!

Рожинский спал, а в это время Моше провел в царскую избу к Богданке старика раввина, со встречи с которым в Пропойске началось бытие названного царя Дмитрия. Моше свой, близкий человек, с ним Богданка не чинился. Не разыгрывал перед ним царя. Приход старика не смутил. Пообвык за годы царствования к общению с разными людьми, и перед стариком не оробел.

Старик, прежде чем заговорить, приглядывался некоторое время к Богданке. Заговорил непререкаемо.

— Сын, мой! С помощью Господа, Бога нашего, ты совершил невозможное. Мы не смели надеяться, посылая тебя на подвиг во имя Господе, Бога нашего, что ты достигнешь такой власти и станешь на пороге, переступив который, получишь царство. Мы надеялись, что твоим именем московский Вавилон будет сокрушен, и ты откроешь ворота в сие царство польскому королю, а с ним и вход в эту землю, которая волей Всевышнего предназначена нам — иудеям. Сие свершилось. Король беспрепятственно вступил в пределы царства, которое принадлежало нашим предкам и завещано нам. Король вошел в Московию и тебе не следует быть ему помехой.

Не в догад было ни старику раввину, ни Моше сколь переменился Богданка с их первой встречи в Пропойске. Богданка ответил:

— Не я помеха королевскому делу, а король моему делу помеха!

Ответ Богданки поразил старика. А Богданка, уловив это, уверившись, что и за ним сила, продолжал:

— Король и шагу не ступил бы по московской земле. Если бы я не стоял у ворот Москвы. Не для короля я старался, а вел меня Господь, Бог наш, своей волей и мощной своей мышцей, потому из Его воли я не выйду!

Старик укоризненно покачал головой.

— Мы пришли, чтобы отвести тебя от беды, ибо мы тебя поставили на сей путь, и нам, только нам, дано знать, когда тебе надлежит сойти с этого пути. Мы уходим и уводим тебя от погибели.

— В подвале, в Пропойске, ты, отче, не спрашивал моего согласия, а своей волей ввел меня в это дело, а ныне, тебя не спрашиваясь, я подчиняюсь Господу и его воле. Без Господней воли я не оказался бы у ворот Москвы, а какова Его воля в дальнейшем, о том ведомо только самому Господу. Оставьте меня в воле Господа!

Старик со вздохом сказал :

— Не время и не место нам спорить. Ты сам избрал свою судьбу, отныне не мы, а ты сам в ответе перед Господом.

Старик и Моше ушли. Провожая их взглядом, пока не закрылась за ними дверь, Богданка не испытал сожаления. Им ли дано знать, как он свыкся с долей московского царя.

Из бездонной бездны Рожинского извлек голос настойчиво повторяющий :

— Пан гетман, пан гетман! Надобно пробудиться.

Голос Моше. Его меньше, чем кого-либо другого хотелось видеть. Рожинский протянул руку к сабле, сабли под рукой не оказалось. Такое могло случиться только во сне. Схватился за пояс, не оказалось за поясом и пистоли

— Сгинь! — крикнул Рожинский и опять погрузился в бездну. И опять злая сила извлекла его из бездны. Моше тряс его за плечи.

— Пан Гетман! У тебя гости!

Рожинский, не находя под рукой ни сабли, ни пистоля, схватил со стола штоф и замахнулся им. Горилка пролилась ему на плечи. Моше выбил штоф из его руки.

— Жид! Ты обезумел! — возопил Рожинский.

— Не я обезумел, а обезумел, ты, пан гетман! Завтра королевские комиссары собирают коло. Пан гетман уверен, что останется гетманом?

Из полутьмы выдвинулась фигура старика. Рожинский узнал того, с кем заключал договор о субсидиях на поход. Он схватил старика за бороду и вышиб за дверь. Моше сам успел выскочить вслед за стариком. Пошатываясь, пан Рожинский дошел до палатей и повалился в глубоком сне.

Пахолоки едва разбудили Рожинского. С похмелья гудело в голове, и не оставляло ощущение, что с ним происходило ночью что-то необычное. Почему-то сабля и пистоли оказались на печке, куда он никак не мог их положить. Всплывало из памяти лицо Моше. Спросил пахолоков, не приходил ли кто-либо к нему ночью. Пахолоки уверяли, что всю ночь сторожили и никого не видели. Сам, если бы не под хмелем, быть может, унюхал бы, что от пахолоков несло, как из винной бочки, но того унюхать ему было не дано.

Коло собралось на берегу Химки. Говорил королевский комиссар Станислав Стадницкий. Говорить он умел. Уверял, сам в свои уверения не веря, что король не собирается отнимать у польского рыцарства, собравшегося в Тушино, его честь, славу и корысть, что вступить в Московию с королевским войском подвигло его вторжение шведов, что король не хочет более терпеть крови в Московском государстве, с которым, якобы он и его предшественники польские короли жили по соседски и с Божьей помощью желает водворить мир и тишину на Московской земле.

Рожинский слушал вполуха. У него свои заботы. Он никак не мог сообразить приснилось ли ему ночное явление Моше и раввина? Кошмар привиделся, или то была явь сквозь сон?

Говорил Стадницкий, будто пересыпал жемчуг из ладони в ладонь, да собравшемуся воинству в коло, не до рассуждений о шведах и не до претензий Сигизмунда на шведский престол. Всяк видел, что король хочет присвоить плоды их ратных трудов. Комиссары получили достойный отпор. Отвечал за все коло полковник Витковский, человек пожилой и бывалый. Еще с Баторием ходил на Посков.

— Все войско, господа королевские комиссары, объявляет благодарность его величеству королю нашему за честь, которую он оказал нам, прислав таких знатных и почетных людей. Мы готовы принести жизнь нашу и достояние на службу королю, и просим, чтобы нам уделили на письме повод, почему приехало посольство.

Говорил Витковский почтительно, но и лукаво, готовя свой удар искусника не только в поединках на саблях. Комиссары не предугадали ловушки и представили в письменном виде свои предложения. Вот тут-то Витковский и подколол комиссаров.

— Всякое посольство имеет при себе наказ короля, в котором расписывается и цель посольства и как ее достигнуть. Так мы просим вас, господа комиссары, поскольку речь идет не о противнике, а о подданных короля, показать нам эту инструкцию.

Инструкцию комиссары не могли показать, ибо в ней расписывалось каким образом разобщить тушинское воинство и без выплаты королевского жалования привести его в королевскую волю.

Разгорелся скандал. Рожинский не собирался его гасить, Витковский его развязал его изящно, а затем пошли грубости. Комиссарам пришлось уехать ни с чем.

Наконец-то, Рожинский мог распорядиться собой. Выйдя из коло, он сел на коня и погнал его к избе, где стоял Моше. Дверь открыла растрепанная девка. Завидев Рожинского ударилась в рев.

— Не реви коровой! — прикрикнул на нее Рожинский. — Где Моше?

— Сказывал, что не бросит меня, а сам утек...

— Это мы всегда девкам говорим, когда свое дело надо справить.

— А куда мне с дитем? Дите от него будет!