Роберт Юнг - Лучи из пепла.

— Не прячьтесь, я все равно вас найду!

Ответа не последовало. Не было слышно и смеха. Кавамото зажег спичку и сразу увидел, что лачуга пуста. С низкого потолка свисала приколотая к подсвечнику записка. Кавамото вынес ее из хижины и прочел: «Больше так продолжаться не может. Брат с Анд не должен изо дня в день заботиться о нас. Куцухэй в Окаяме. Завтра я махну вслед за ним. Всего доброго! Куцукэн».

О том, куда делись Тибико, Ноппо и Минданао, в записке не было сказано ни слова. Взял ли их с собой Куцукэн или они остались в городе? Может быть, остались. Нет! Наверняка нет!

С этого дня Кавамото потерял покой: он только и думал о том, как бы разыскать ребят. Разве они могут существовать одни? Ежедневно после работы он бродил по возрождавшемуся городу, заглядывал в каждый уголок, расспрашивал спекулянтов и гангстеров, проституток и бесчисленных «фуродзи». Все было напрасно! Дети исчезли бесследно. В свободные от работы воскресенья Итиро добирался до Курэ. Он наводил справки в сиротских приютах, полагая, что исчезнувших ребят могли водворить туда органы призрения малолетних.

Когда Кавамото попадал в квартал, где находился «Замок подсолнечника», ему все время казалось, что в гуле толпы он вдруг услышит смех Тибико или тоненький мальчишеский голосок Ноппо, что из «Корзинки с червями» неожиданно покажется спутанная грива «господина Растрепы», что Куцукэн попытается в шутку стянуть у него с ноги сандалию.

И каждый раз Итиро видел, что «Замок» все больше и больше разваливается. Кто-то вынул доску из стены, потом стали исчезать циновки, и в конце концов даже жестяная крыша попала на «черный рынок». Милые соседи растащили все дочиста.

Мало-помалу «Замок» погиб. Так оно случается, когда листок за листком отрывают побеги бамбука. Остались только четырехугольная ямка очага и небольшой котлован, который вырыл возвратившийся из армии Куцухэй в октябре 1945 года, чтобы построить себе и брату землянку.

А потом пошел снег и накрыл все белой пеленой. Тысячи и тысячи снежинок, кружась, падали с серого неба на Хиросиму, и каждая из снежинок походила на маленькую звезду.

Первую годовщину «того дня», когда город в одну долю секунды был уничтожен, граждане Хиросимы отметили тихо и достойно. Много тысяч белых фонариков, на каждом из которых значилось имя погибшего или пропавшего без вести, поплыли вниз по Оте к океану. Некий Сэйитиро Какихара, человек никому не известный до «пикадона», не знатный и не занимавший высоких постов, вступился за память погибших. В шуме и сутолоке «новой Хиросимы» он первый напомнил живым о мертвых. По его инициативе летом 1946 года была построена простая, лишенная всякой вычурности «Башня душевного покоя», в которой отныне хранились имена всех жертв атомной бомбардировки.

Совсем по-иному было отмечено 6 августа 1947 года. Целых три дня народ пел, танцевал, пил. Маскарады, шествия, фейерверки следовали непрерывной чередой. На улицах было шумно с раннего утра и до поздней ночи.

Не удивительно, что иностранные наблюдатели, принимавшие участие в этом так называемом «празднике мира», были шокированы отсутствием деликатности и уважения к памяти погибших. Им возражали, что к японцам нельзя применять мерки Запада. На Дальнем Востоке приняты-де такие шумные празднества в память умерших.

Но не только западные наблюдатели осуждали шумиху, поднятую в день 6 августа 1947 года. Необузданное веселье в годовщину трагического события возмутило также тех, кто потерял своих близких. В самых резких выражениях они протестовали против превращения столь грустной годовщины в шумное народное гулянье.

Их суровые и, к сожалению, справедливые упреки сводились к тому, что в Хиросиме нашлись люди — имелись в виду купцы и торговцы, — которые решили нажиться на погибших. И действительно, идея пышного «праздника мира» возникла среди членов вновь созданной торговой палаты. Председатель палаты Тотаро Накамура еще в марте 1947 года предложил только что основанному «Обществу поощрения туризма» устроить международный праздник мира, чтобы снова привлечь внимание Японии и всего мира к Хиросиме. Против этого предложения высказался прежде всего заместитель мэра Хиросимы Синдзо Хамаи. Но через месяц его избрали первым мэром Хиросимы, и он, заняв этот пост, был вынужден вопреки своему желанию всемерно содействовать осуществлению проекта, поддерживаемого городом.

С трибуны, воздвигнутой у моста через Тэмму, 6 августа, ровно в 8 часов 15 минут, то есть в момент, когда два года назад была сброшена бомба, новый энергичный «отец города» открыл праздник под звон колокола мира. Сотни голубей взвились к небу. Потом была прочитана краткая молитва в память жертв атомной бомбардировки и оглашено обращение генерала Макартура. Вслед за тем начались речи; речей было великое множество, но все они прошли через американскую цензуру, и поэтому в них не оказалось ни одного упоминания об ужасах атомной бомбардировки. Наконец мэр Хамаи огласил весьма впечатляющую «Декларацию мира».

Весь день у Башни усопших, недалеко от трибуны, два буддийских жреца читали молитвы. Но их голоса вскоре заглушила громкая танцевальная музыка.

Вот как репортеры газеты «Тюгоку симбун» описывают этот зловещий карнавал: «То был дуэт тьмы и света в новом «сити» Хиросимы, бурлившем весельем. Люди, потерявшие близких, поминали их и проливали слезы, молились в буддийских храмах об усопших, читали у себя дома священные книги. Но, как только они выходили на улицу, навстречу им несся визг патефонов, мимо них дефилировали карнавальные шествия. Из квартала Синтэн-ти появилось семьдесят, а то и больше молодых девушек в сказочно красивых кимоно. В волосах у них были цветы. Они танцевали новый танец мира — «Хэйва-ондо», сочиненный на слова

Днем на улицах Хиросимы было по крайней мере в пять раз больше народу, чем обычно. В торговых кварталах купцы смекнули: «Вот когда можно заработать!» Они вывесили фонарики, на которых было написано: «Распродажа по случаю праздника мира». Молодые продавцы обливались потом. Они говорили: «Выручка сегодня в три раза больше, чем в обычные дни…» Всю эту летнюю ночь не прекращались танцы.

В числе тех, кто не принимал участия в празднестве и держался в стороне, возмущенный всем этим шумом и гамом, был Кадзуо М. В своем дневнике он написал: «Повсюду в городе играют джазы… Новые кинотеатры вырастают на каждом шагу, как бамбук после дождя. Хозяева танцевальных площадок загребают бешеные деньги. Иногда я спрашиваю себя, действительно ли это тот мир, о котором все мы мечтали. Чтобы по-настоящему возродить город, нужно нечто большее, нежели просто отстроить дома и проложить новые улицы (говорят, что они хотят сделать одну улицу шириной в сто метров!). Ну а что будет с духовным возрождением?.. Неожиданно для самого себя я очутился на дороге, ведущей к кладбищу безыменных у холма Хидзи-яма. У меня было такое чувство, будто мне необходимо посетить Ясудзи и Сумико…