Роберт Юнг - Лучи из пепла.

Обнаружение этой лучевой катаракты явилось одним из первых и главных научных достижений АБКК. Однажды, когда врачи сидели в своем кафетерии, обслуживавшая их официантка рассказала им о судомойке, у которой «что-то плохо стало со зрением»:

— Она пострадала от «пикадона», но потом совсем поправилась. Только с глазами у нее в последнее время что-то неладно.

Один из врачей осмотрел девушку и с помощью карманного офтальмоскопа обнаружил странное темное пятно на хрусталике глаза.

«Так было сделано самое важное открытие в послевоенной истории Хиросимы», — сообщал американский журнал «Лайф».

Герман И. Мёллер, крупный американский специалист в области генетики, анализируя новое, дотоле неизвестное заболевание, писал:

«Повреждение глаза могло проявиться только с большим опозданием, предположительно лишь тогда, когда клетки должны были делиться. Его обнаружили потому, что хрусталик глаза — прозрачная ткань. Есть основания предполагать, что точно такой же процесс происходит во всех тканях организма, где клетки подвергаются делению. Таким образом, эти ткани неизбежно ослабляются. Правда, здоровые клетки имеют тенденцию снова заполнять поврежденные места. Но нельзя ожидать, что регенерация будет совершенной и абсолютной. Некоторые повреждения тканей все же остаются.

Они наносят вред всему организму, особенно тем его органам, которые состоят из тканей с делящимися клетками. Проявляется это в ослаблении сопротивляемости организма различным болезням и травмам. Одним словом, происходит такой же процесс, как и при старении».

Теперь стало ясно, почему люди, пережившие атомный взрыв, беспрестанно жаловались на то, что «у них все тело болит», и на то, что «во всех органах они ощущают следы когтей дьявола». Напрасно соплеменники жертв «пикадона» приписывали их жалобы ипохондрии или «атомному» неврозу. Многие тысячи больных страдали не только от своего состояния, но, пожалуй, еще в большей степени оттого, что врачи плохо разбирались в их болезни, окружающие не признавали ее вовсе, а официальные лечебные учреждения, будь то в Японии или за границей, не желали им помочь.

Эту вопиющую несправедливость усердно пытался исправить Итиро Кавамото своими слабыми силами. Он не требовал у людей «научных доказательств» их болезни — он просто-напросто делал для них все, что мог, не задавая излишних вопросов.

Через много лет после «пикадона» сам Итиро начал ощущать последствия своей работы по оказанию помощи людям в пораженном атомной бомбой городе. Но он не мог спокойно лежать в постели: ведь в нем нуждались другие люди, еще более несчастные и одинокие, чем он сам. Одному Итиро приносил кусочек вареной рыбы, другому дарил одеяло, третьего навещал, чтобы немного развеселить и отвлечь от страданий. Целый день он устраивал в сиротский дом девочку, которая жила одна-одинешенька в трущобе, населенной гангстерами и проститутками; назавтра утешал семью, только что потерявшую одного из своих членов от «поздней атомной смерти».

Эти бесчисленные, хотя и небольшие, акты милосердия предпринимались совершенно стихийно: Итиро ничего не планировал заранее. Иногда он на несколько дней забывал одного из своих подопечных, потому что другой казался ему в то мгновение более важным. А потом на середине дороги вдруг вспоминал старого больного, поворачивал назад и спешил наверстать упущенное. Однажды, по его словам, он пришел слишком поздно: молодой человек по имени И. заболел всего несколько недель назад раком крови, но, когда Кавамото явился к больному, ему сообщили, что И. уже отправлен в больницу и там умер.

В наш век такой человек, как Итиро Кавамото, кажется старомодным, чуточку смешным, а то и странным. Некоторые люди в Хиросиме так и относятся к нему. Они спрашивают себя: не потому ли Кавамото с такой готовностью помогает другим, что у него самого жизнь не удалась? Быть может, этот филантроп совершает добрые дела из чувства неполноценности пли из желания вызвать похвалы и прославиться? А может, ему не дает покоя какая-то тайная вина? Люди — и не только в Хиросиме — всегда находят тысячи причин, чтобы преуменьшить заслуги своих ближних, принизить их и тем самым хитро замаскировать свое собственное бессердечие. «Дух времени» не позволяет безоговорочно восхищаться порядочностью и самоотверженностью своих сограждан.

Однако «неправдоподобный» Итиро Кавамото, как это ни странно, действительно существует. Год за годом его озабоченное длинное лицо появляется в кварталах бараков, где прозябают «атомные парии». При этом Кавамото мало волнует, что думают о нем жители Хиросимы. Ему надо хоть немного ободрить больных и несчастных. Перед сиротами в Синсэй Гакуэн он часто выступает в роли рождественского деда. Его одеяние из красной бумаги во время этих «сеансов» неизбежно превращается в лохмотья, и из-под них выглядывает тощая фигура поденщика в обтрепанных и зачастую не совсем чистых брюках. Малыши смеются, хлопают в ладоши и дразнят старого друга.

— Он единственный взрослый, которого я никогда не боялся, — рассказывал мне один из ребятишек-сирот.

Кавамото принадлежит к числу основателей Союза жертв атомной бомбы («Гэмбаку хигайся но кай»), созданного по инициативе писателя Томоэ Ямасиро в августе 1952 года. Вначале Союз объединял всего лишь около пятнадцати «хигайся». Члены Союза собирались в церкви пастора Танимото. Однако некоторым из них показалось, что пастор хочет обратить их в христианство. После этого они стали встречаться в сарае торговца сувенирами Киккава. Тут они чувствовали себя свободно: никого не надо было стесняться, ничего не надо было скрывать, можно было вволю поговорить друг с другом. Все началось с рассказов о «том дне», но потом это переросло в нечто большее: жертвы «пикадона» решили информировать общественность о судьбе «атомных парий» и потребовать у властей реальной помощи для безвинно страдающих людей.

Бродячая театральная труппа «Синкё» предоставила в распоряжение Союза свой сбор от спектаклей, показанных в Хиросиме. В результате этого Союз получил возможность арендовать небольшое помещение и нанять секретаршу. Теперь сюда могли прийти за советом все люди, пострадавшие от атомной бомбы. Первой секретаршей Союза жертв атомной бомбы стала приятельница Кавамото — Токиэ Уэмацу. Жалованье ей предполагалось выплачивать из ежемесячных пожертвований различных торговых предприятий Хиросимы, имевших специальные благотворительные фонды.

Миниатюрная «девушка с палочкой» уже давно перестала быть тем изнеженным и чувствительным созданием, каким была несколько лет назад, когда Итиро познакомился с ней на уроках английского языка в христианской общине. Жестокая борьба за существование, несказанно тяжелая работа в швейных мастерских, когда Токиэ не имела возможности даже встречаться с Кавамото, и, наконец, опасная болезнь отца совершенно преобразили девушку: она стала решительной и упорной, энергичной и даже властной. Каждое утро Токиэ, хромая, брела из отчего дома на другой конец города — в Ниси Кания-Тё, где на территории газового завода помещался Союз. Денег на трамвай у девушки никогда не было. Если Токиэ засиживалась допоздна или если на улице шел дождь и было очень грязно, она и вовсе не возвращалась домой, а приготовляла себе постель в той комнате, где работала, сдвинув вместе несколько стульев.