Идрис Базоркин - Из тьмы веков

Неожиданно скрипнула дверь. Она почувствовала, что это отец, и повернулась к нему. Свет из открытой двери упал на нее, бледную, красивую, страшную…

— Правда, что мать говорит? — спросил он.

— Ты шлюха! — снова заголосила Батази.

— Это правда? — повторил Пхарказ.

— Нет, — сказала Зору. — Это она напрасно… Но я виновата… Я выходила без спросу.

Пхарказ шагнул к ней, пригнулся к ее лицу, так что она ощутила его прерывистое дыхание, и сказал:

— Если я узнаю, что ты правдой или неправдой хоть раз выйдешь за порог, я убью тебя вот этой рукой!

И он, размахнувшись, со всей силой дал ей пощечину. Зору свалилась и потеряла сознание…

Калой пришел домой поздно. Но, к своему удивлению, он застал Орци на ногах. Тот еще не ложился спать и шепотом рассказал Калою обо всем, что случилось в доме у Пхарказа.

Это потрясло Калоя. Он велел Орци ложиться, а сам вышел во двор.

В башне Пхарказа было темно и тихо, как в могиле. Он неслышно подошел к стене, где находилось окно Зору. Постоял, послушал. Но и здесь не было признаков жизни. Он вернулся к себе, потушил лампу и лег. Но в эту ночь в этих двух башнях спал только один Орци.

Три следующих дня прошли так, как до этого прошло и тридцать и триста. Жители этих башен были заняты своими делами по хозяйству.

Только нигде ни разу не показывалась Зору. Ее никто не видел даже в окне.

Калой догадался, что родители решили совсем не выпускать ее.

Это окончательно подтолкнуло его договориться с Зору на последнем свидании и заслать к Пхарказу сватов. А если она не станет возражать, он готов просто похитить ее. Именно об этом он и думал, когда в назначенный день обходным путем пробирался на своем коне привычной тропой к башне замка Ольгетты. Он верил, что Зору так или иначе ускользнет из дому, чтобы встретиться с ним.

Подождав до сумерек в лесу, он выехал к реке, переправился и поднялся к развалинам. Пустив Быстрого пастись, он сел на излюбленные камни и предался раздумью. Скоро уже должны кончиться эти потаенные и опасные встречи, и он будет видеть Зору у себя в доме всегда.

Он не сомневался в том, что общими усилиями односельчан, Хасана-хаджи, который как-то сам намекнул ему на Зору, удастся засватать ее, уговорить родителей. Конечно, завидного мало в таком зяте, как он. Но разве он один беден? В конце концов, у него с Зору вся жизнь впереди, и может быть, им еще удастся выбраться из нищеты!

Ведь не с неба же блага валятся на людей. Их добиваются сами люди. Так будут добиваться и они. Только бы пришла она, чтобы договориться обо всем в последний раз.

Долго ждал Калой. Но Зору не шла. Это случилось впервые с тех пор, как они стали встречаться. Он решил подождать еще. Если б он знал, как безнадежно было это ожидание!

Еще вечером, не успел Калой уехать из аула, с другой стороны в него въехали Гойтемир, помощник пристава и два стражника. Они завернули к Хасану-хаджи, посидели у него за легким чаем и вскоре, прихватив его с собой, направились к Пхарказу. Их появление в ауле всполошило всех. Присутствие помощника пристава и стражников не сулило ничего хорошего. Никто к ним не подходил. Люди ждали, хотя всем не терпелось узнать, зачем они прибыли. Даже у Пхарказа екнуло сердце, когда он увидел, что они направляются к нему. И только одна Батази просветлела и обрадовалась так, словно наступил день, в который ее мать выходила замуж [88] День, когда мать выходила замуж, у ингушей считается самым радостным днем человека. . Самым трудным было для нее держать эту радость в себе, как научил Хасан-хаджи, сделав вид, будто ничего особенного не случилось.

Но когда гости вошли и расположились в кунацкой, оставив во дворе стражников, которые занялись лошадьми, понял и Пхарказ, что на этот раз помощник пристава прихвачен Гойтемиром для пущей важности и что намерения у них самые благожелательные. Как его ни уговаривали гости, он отказался сесть, и, так как в доме не было младше него мужчины, поддерживая разговор с гостями, он оставался стоять у дверей. Через некоторое время Хасан-хаджи вывел его, объяснил цель их прихода. Пхарказ принял эту весть внешне спокойно, с достоинством. Он распорядился, чтобы Зору оделась и, как в старину, вышла поздороваться с гостями.

Тем временем Батази успела позвать себе на помощь трех соседок, и они принялись за дело.

Были у Батази, как у всякой горской женщины, запасы, которые хранились только для гостей. Кое-что она сумела привезти от матери. И поэтому теперь могла выставить угощение на славу. В котел пошел огромный индюк, не хуже барана, куры. Женщины быстро, умело готовили лепешки с творогом, резали мед в сотах.

Доверив соседкам эту часть своих забот, Батази взяла на себя самое главное — подготовить для выхода к гостям дочь.

Зору весь день думала о встрече с Калоем. Видя, что ей не удастся вырваться к нему, она решила хоть через Орци предупредить его. Но мать не дала ей и этой возможности. А когда приехали гости, Зору поняла: судьба ее решена.

Всем своим существом, всем сердцем она восстала против того, что должно было совершиться. Но где-то в душе сама уже сознавала, что все ее желания обречены на гибель. Избитая, униженная, подавленная, все эти дни она была совсем больной. Она стыдилась людей. Ей казалось, что весь мир знает о ее позоре. Она стеснялась своего унижения, даже думая о встрече с Калоем. Но его она хотела видеть. Ему одному хотела она сказать, как ей тяжело. А он все дни был от нее дальше всех. Мать стерегла ее, как овчарка.

И вот мать говорит ей, чтобы она оделась и вышла к гостям. А в гостях сам Гойтемир, Хасан-хаджи и русский начальник.

Она чувствовала величие этих людей, понимала, для какого важного дела они пришли, но остановить сватовство она могла, только восстав против всех этих взрослых и больших людей, против родителей и даже соседей, которые сегодня говорили здесь только шепотом.

Где же ей было на это взять силы? Ведь все, что она слышала с детства, все, во что должна была верить, как в Бога, было одно — смирение и послушание воле старших. Хорошо, когда ее желания совпадали с их желаниями. А вот теперь случилось так, что она желала одного, а все они — другого. Как же ей было взять верх над собой и над ними? Обрывки разрозненных мыслей возникали и гасли в ее голове. Она едва двигалась, и, глядя со стороны, можно было подумать, что она вот-вот закроет глаза и заснет.

Батази не хотела кричать на нее в такой момент. Она стремилась как-то вернуть дочери живость, чтобы та не произвела на гостей дурного впечатления. Она говорила без умолку, давала Зору советы, как выйти, что сказать, как и когда покинуть их.

— Послушай-ка меня, мамина девочка! — ластилась она к ней, но Зору не слушала ее и продолжала облачаться, словно все, что здесь происходило, меньше всего касалось ее.