Сергей Кравченко - Книжное дело

«А ведь жарко, — так прикрываться!», — улыбнулся Архип.

Гости и Прикрытый обменялись легкими поклонами. Прикрытый провел Архипа и Данилу во двор, затем в пустую трапезную.

Сели за стол. Из под черных тряпок последовал вопрос: чего нужно?

Разъяснили Прикрытому царский интерес.

Пришлось улыбаться вовсю: интерес-то дурацкий, брат… — как тебя?.. — Дионисий? — но другого не имеем. Есть у нас письмо от царского духовника отца Андрея, но показать имеем право только архиепископу, уж не обессудь.

Дионисий еще поспрашивал: как добирались, да когда обратно.

— Нам нужно вернуться до Третьего Обретения, но велено раньше недели не являться, вызнать дело получше.

— А вы будто не знаете?

— Да уж знаем, брат Дионисий, но царь пожелал опросить самых видных богословов. Нам ли, смиренным, ему разъяснять?

Дионисий кивнул и вышел. Вместо него в сумрачную трапезную впорхнули две другие черные тени. Они вопросов не задавали, а молча выставили на стол посудину с лапшой, выложили деревянные ложки и хлеб.

После обеда Архипа и Данилу развели в разные кельи, и только к вечеру провели к архиепископу.

Никандр Ростовский принял московских отроков, сидя в кресле. Были бы они настоящие монахи, он бы и встал для благословения, а так — нет. Кивнул на земные поклоны, благословил крестным знамением через три сажени пустого пространства. Середину этого пространства сторожил брат Дионисий. Он стоял в простенке двух сводчатых окон и был почти невидим.

Никандр прочитал завитки кремлевского письма, осторожно кивнул, сделал неуловимое движение пальцами белой руки на подлокотнике кресла.

Дионисий вышел из тени, поклонился архиепископу и просто под локти вывел москвичей вон.

— Вас позовут для беседы.

Дни в архиепископских палатах потянулись медленно, вязко. Ни о каких вольных прогулках, поиске и расспросах речи быть не могло. На эти дни Архип и Данила стали рядовыми серыми мышками. Они молились круглые сутки с короткими перерывами на сон и еду.

Что оставалось для попытки расследования?

Только короткие «братские» беседы с архиепископскими людьми, только общее наблюдение обстановки.

Именно такое наблюдение через узкое келейное окошко на заре 20 мая принесло первую надежду.

Данила дышал утренним воздухом, наслаждался вскриками проспавшихся птичек, когда во дворе вдруг обнаружилось движение. Ударили копыта нескольких коней, и на площадке перед воротами появился брат Дионисий. Данила узнал его по фигуре, кожаному поясу поверх рясы, какого не носил никто из монахов. На Дионисии не было клобука, а платок, закрывавший подбородок в прошлые разы, болтался на шее. Данила увидел лицо своего давешнего собеседника и перекрестился от души. Шрам чудовищной, рваной формы пересекал бледное лицо Дионисия. Он начинался на лбу — просто выныривал из прекрасных светлых волос, вспарывал кожу, разрывал дугу левой брови, чудом щадил глаз, рассекал щеку, обе губы и правую часть подбородка.

«Правша рубил», — заключил Данила. Шрам к тому же был землистого цвета, будто Дионисий упал разрубленным лицом в грязь.

«А что? Очень возможно. Когда тебя так вырубят, место различать недосуг. Небось, глаза кровью залиты были».

«Потому он такой резкий», закончил Данила свои рассуждения.

Тут к Дионисию подбежали два чернеца с лошадьми. Эти кони были не такими стройными, как жеребец Дионисия, но тоже ничего, — не монастырской выправки.

«Эти уж точно хребет молитвой не утруждают».

Дионисий рявкнул на монахов сдавленным хрипом, и они метнулись прочь, прицепив поводья коней к коновязи у ворот.

Дионисий стал нервно прохаживаться вдоль коновязи, и его жеребец сопровождал хозяина вкрадчивым шагом.

«Спешит», — заметил Данила, когда Дионисий в очередной раз посмотрел на восток, — на восходящее солнце.

Наконец, монахи вышли из какого-то закутка, сгибаясь под тяжестью длинных свертков. Эти саженные свертки стали прилаживать по бокам двух лошадей. Но из четырех упаковок уж одна-то должна была прохудиться? Веревка то ли лопнула, то ли выскользнула из неумелых пальцев, и по каменистому двору с веселым грохотом рассыпались предметы легкого пехотного и кавалерийского вооружения. Чего тут только не было! Копья строевые и пики для метания, бердыши с узким лезвием и с широким в виде полумесяца, короткие сабли и мечи грубой, массовой ковки. Дионисий взвыл к небесам, сдерживая речь в пределах монастырской дозволенности. Можно было подумать, ему именно сейчас и именно этим оружием расквасили лицо.

Раненый витязь грозно двинулся на недоумков, и они бежали. Дионисий снова крикнул, на этот раз членораздельно:

— Тащите грешных тварей!

На этот крик монахи возвратились с двумя неумытыми отроками соломенного цвета. Каждый получил от сопровождающих по очистительной оплеухе. Ребята приободрились, влезли на коней, и грузовые лошади заметно просели в брюхе. Из седла Дионисий крикнул остающимся:

— Община Коломенская подойдет, гоните с провожатым в Острог, я ждать больше не могу!

Три всадника медленно выехали через распахнутые ворота и растворились в золотом солнечном разливе.

«На восток поехали», — только и отметил Данила.

Если бы Архип и Данила умели летать, они полетели бы за Дионисием и проследили путь верхового обоза. С высоты птичьего полета можно было увидеть много интересного. Но летать в Сретенском монастыре в те годы еще не учили.

Перед завтраком Данила едва успел рассказать Архипу о Дионисии, как ребятам приказали явиться к Никандру. После завтрака и пошли. Никандр встретил обычно: холодно и гордо. Сказал, что пора собираться восвояси. Разъяснения по Третьему Обретению готовы.

Архип и Данила развернули ушные раковины к архиепископу, но он рассказывать о злоключениях Головы не пожелал, изобразил на лице презрение к мыслительным и запоминательным способностям отроков.

«Вот конь некованый — яйца в позолоте» — сочинил Данила новое ругательство.

На это последовал достойный ответ. Никандр в заковыристых выражениях высказал надежду, что столь славные отроки несомненно проведут остаток дней в непрестанных трудах, превзойдут все науки, разовьют ум и память, сподобятся сначала иноческого звания, а потом и царства небесного с полным удовольствием.

«Сам бы ты сдох», — сладковато улыбнулся Архип.

«Уж твое иночество, сучий потрох, аки хвост Диавола, сквозь ризы выпирает», — лучезарно уставился на святого отца Данила.

— Короче, — сказал Никандр, — вот вам письмо к государю. Тут про Третье Обретение все написано. Идите с миром, поспешайте, с дороги не сворачивайте, поминутно думайте о драгоценности сего письма и молите Господа, чтоб уберег вас от его утраты, которая страшнее смерти телесной, ибо равна смерти духовной.