Владимир Ситников - Горячее сердце. Повести

— Ну, смугляночка, счастливо, — обняв Веру, произнесла Ариадна, и впервые Вера уловила в ее взгляде тревогу.

Заметно «располневшая», Вера вышла из ворот и по весенней слякоти направилась к трамвайной остановке. Идти было тяжело. Кроме того, она боялась, что бечевка не выдержит и листовки вылетят.

В трамвае Вера села в уголок и, не двигаясь, просидела до своей остановки. У Гренадерского моста вошли две знакомые курсистки. Вера вжалась в угол, натянула платок на самые глаза и сделала вид, что дремлет... Хорошо, что обе девушки сошли раньше, чем надо было сходить ей.

И вот она медленно идет по плохо мощенным улицам к закопченным баракам. Уныло ползут по дороге телеги, тяжелые битюги месят жирную грязь. На пригреве, на просохших пятачках земли оборванные ребятишки играют в фантики — свернутые пакетиками бумажки из-под конфет, которых им, наверное, еще не приходилось пробовать.

Вот, наконец, белый домик под черепичной крышей, который нужен Вере. Она вошла в сени и постучала трижды, как условлено. Никто не ответил. Постучала еще. Куда теперь идти с этим грузом? Не ехать же обратно!

Вышла из дома и направилась дальше. Присела на скамью около забора. Оказывается, уже проклюнулась травка. Зеленые упругие иголки... Вера сорвала пучок травы. Понюхала. Пахнет весной...

Так она и будет сидеть, перебирая травинки. Так лучше, ни в чем не заподозрят. А пока она сидит, может быть, придет хозяин домика.

Вдали разгуливает городовой. Ну и пусть. Мало ли людей отдыхает на скамейках. Вера успокоилась. Здесь можно немножко поправить груз. Она поежилась, стараясь распрямить затекшие плечи.

И вдруг белая аккуратная пачка выскользнула из-под жакетки и шлепнулась под ноги. Вера окаменела.

Ветерок играет листочками. Они, словно живые, готовы подняться. Взлетят — и все кончено!

Городовой стоит совсем недалеко. Еще мгновение, он повернется — и тогда...

Вера приходит в себя. Медленно нагибается и лихорадочно подбирает прокламации. Видел ли городовой? Холодный пот выступает на спине...

Надо идти. Отряхнув платье, она медленно встает, хотя ей хочется вскочить и бежать прочь. Нестерпимо желание повернуть голову и взглянуть, что делает городовой.

Только на углу она оглянулась. Городовой по-прежнему смотрит в сторону. Легче становится груз. Свободнее дышит грудь. Обойдя квартал по другой дороге, Вера снова приблизилась к домику. Нет, никто за ней не следит. Она решительно направилась к крыльцу. На этот раз на стук открывают быстро. Приветливая женщина через толстые стекла очков разглядывает ее.

— Вам поклон от дяди Семы, — говорит заученно Вера.

— Заходите, заходите, наверное, в поезде вы с ним встретились? — отвечает женщина условленной фразой.

В чистенькой комнате на стенах портреты Чернышевского, Добролюбова, Белинского. Уютно и тихо. Вера механически снимает жакетку и перекладывает белые шершавые бумажки, в саквояж, с каким ходят врачи. Женщина, вероятно, доктор. На столике стоит стетоскоп.

— Спасибо, товарищ, — говорит женщина и горячо стискивает Верину руку. «Товарищ!» — радостно повторяет про себя Вера и также горячо отвечает на рукопожатие. Да, именно так они и представляли подпольную явку.

Вот и все. Она медленно выходит из домика и снова садится в трамвай. Сейчас уже бечевки не режут плечи, можно легко вздохнуть, но тяжесть на душе не проходит из-за злополучной пачки, которая свалилась в грязь. А вдруг городовой видел? Вера поднимает глаза, смотрит на пассажиров. Вон тот, в картузе, с неприветливым взглядом, может быть филером. Лицо подозрительное, неприятное. Но нет, он сходит раньше ее. Так шпики, наверное, не делают.

Поблуждав, по улицам, убедившись, что за ней никто не крадется, Вера идет к Ариадне.

— Ну как? — схватив ее за плечи, шепчет Петенко.

— Отдала, — одними губами отвечает Вера и подходит к окну: надо собраться с силами и обо всем рассказать...

На улице у самого подъезда, злорадно цокнув подковами, остановился вороной рысак. Из пролетки выскакивает офицер и идет в дом. Сердце начинает биться сильно и часто. «Это за мной, — думает Вера. — Городовой все видел...»

Звонок оглушительно ревет. От его звука могут лопнуть перепонки. Вера с облегчением думает о том, что здесь листовок уже нет, а если будут допрашивать, она все равно ничего не скажет. Ах, как она была неосторожна.

— Ариадна Елизаровна, к вам господин офицер.

В коридоре слышится умильный голос квартирной хозяйки, потом показывается ее сытое, горящее любопытством лицо.

Офицер входит в комнату, сочно целует Ариадну, о чем-то говорит с ней.

«Брат», — устало догадывается Вера. Пожалуй, надо присесть, но она не может двинуться с места.

Вере кажется, что Ариадна и офицер разговаривают беззвучно, как в кинематографе. Так же беззвучно они прощаются.

Вера проводит пальцем по стеклу. Противный скрип приводит ее в себя.

— Ты правильно все сделала, — одобряет ее Ариадна. — Но у нас не должно быть случайностей — они становятся роковыми. И непростительно путать моего брата... с жандармским офицером.

Вере было стыдно за себя. Какая она пугливая...

— Я очень труслива, наверное?

Ариадна посмотрела тепло, по-матерински.

— Таких людей нет, которые ничего не боятся.

— Бородин, по-моему, не боится, — заметила Вера.

— Да, Бородин смел, но иногда безрассудно. А тут нужен рассудок.

Огарок свечи потрескивал в вагонном фонаре, бросая на полки пугливые тени. Улыбаясь во сне, спала Лена. У Гриши очки съехали на самый кончик носа и вот-вот готовы были соскользнуть на столик.

Где-то у дверей застучала в перегородку незакрепленная петля, брякнуло ведро. Эти звуки и разбудили Веру. Она придвинулась к потному стеклу и стала смотреть на призрачно-серый мир. Березы, осины в потемневшем серебре листвы. Безмолвные деревни. Тихо и печально...

Сейчас Ариадна, должно быть, одна ходит по городу, разносит под старой кофтой шершавые листки. Ехать домой на каникулы она отказалась.

Ариадна говорила, что ей невыносимо тяжело жить в отцовском полковничьем доме, слушать разговоры о победоносной войне и ходить в гарнизонный офицерский клуб... Она сильная!

Прогудел под колесами мост. Поезд повис над черной водой, пересекая зеленую лунную дорогу. И опять бледные ночные краски.

Вся Вера, все ее мысли были в Петрограде, хотя уже вторую ночь поезд мчался к дому. На безвестном полустанке рано утром Вера сквозь дрему услышала окающую, тягучую вятскую речь и вдруг поняла, что до дома уже недалеко, что наконец она увидит мать... Сладко защемило сердце. Вера приникла к окну, стараясь узнать в неведомых перелесках свое, родное, вятское...