Эдвард Хаттон - Аттила. Предводитель гуннов

Приск, с. 95. Гунны, как кажется, предпочитали готский и латинский языки своему собственному, который, вероятно, был грубым и бедным. [Аделунг ( Митридат , ч. 1, с. 499) полагает, что первобытный язык гуннов был монгольским или калмыцким диалектом. С тех пор как они перешли в Европу, я в особенности после смерти Аттилы, между ними было введено много перемен, благодаря которым они приобрели некоторое сходство с готами, с которыми находились в постоянных сношениях. Не имея почти никаких собственных законов, они заимствовали законы от своих соседей; родственные с ними племена подчинялись этим законам по мере того как присоединялись к ним, пока не основали в десятом столетии Венгерское королевство. Галлам ( Европа в Средние века , II, 147) замечает, что «их система управления была в значительной степени похожа на систему управления готов»; Блаквелль также указывает на многие пункты сходства (Малле, Северные древности , изд. Бона, с. 41, 279, 293). — Изд. ]

Филипп де Комин в своем превосходном рассказе о последних минутах Людовика XI ( Memoires , кн. 6, гл. 12) описывает наглость его доктора, который в течение пяти месяцев получил от этого грозного и жадного тирана путем вымогательства пятьдесят четыре тысячи крон и богатое епископство.

Приск (с. 61) превозносит справедливость римских законов, охранявших жизнь раба. «Occidere solent, — говорит Тацит о германцах, — non discipline et severitate, sed impetu et ira, ut inimicum, nisi quod impune» ( De Moribus Germanorum , гл. 25). Герулы, которые были подданными Аттилы, пользовались правом жизни и смерти над своими рабами. См. замечательный пример, приводимый во второй книге Агафия.

См. содержание этого разговора у Приска, с. 59–62.

«Nova iterum Orienti assurgit ruina… quum nulla ab Occidentalibus ferrentur auxilia». Проспер Тиро писал свою хронику на Западе, и его замечание равносильно порицанию.

Если верить рассказу или, скорее, сатире Иоанна Златоуста, продажа находившихся в Византии предметов роскоши должна была доставить очень значительные суммы. В доме каждого зажиточного человека можно было найти полукруглый стол из цельного серебра, который с трудом могли поднять два человека, сосуд из цельного золота весом в сорок фунтов, чаши и блюда из того же металла и пр.

Статьи договора, изложенные без достаточной последовательности и ясности, можно найти у Приска (с. 34–37, 53, 54). Граф Марцеллин сообщает два утешительных сведения: во-первых, что сам Аттила просил мира и тех подарков, которых он сначала не хотел принять, и, во-вторых, что почти в то же время послы, прибывшие из Индии, подарили императору Феодосию прекрасного и большого ручного тигра.

Приск, с. 35, 36. В числе ста восьмидесяти двух фракийских укреплений или замков, перечисляемых Прокопием ( De Aedificiis , IV, 92), есть один, по имени Esimontou , неподалеку от Анхиала и Эвксинского Понта, географическое положение которого неточно указано. И название Азимунций, и его стены, быть может, существовали до времен царствования Юстиниана, но потомство его храбрых зачинщиков было тщательно истреблено завистью римских государей.

Спор между св. Иеронимом и св. Августином, старавшимися разными способами согласовать кажущееся разномыслие двух апостолов, св. Петра и св. Павла, имел предметом разрешение важного вопроса (Сочинения Мидлетона, т. II, с. 5— 10), о котором нередко спорили католические и протестантские богословы и даже юристы и философы всех веков.

Монтескье ( Considerations sur la Grandeur ets. , гл. 19) обрисовал смелыми и резкими штрихами некоторые из самых выдающихся примеров гордости Аттилы и унижения римлян. Он заслуживает похвалы за то, что читал отрывки Приска, к которым относились с крайним пренебрежением.

См.: Приск, с. 69, 71–73. Я охотно поверил бы тому, что этот искатель приключений впоследствии возбудил подозрение в измене и был распят на кресте по приказанию Аттилы; но Приск (с. 57) слишком ясно различает два лица, носивших имя Констанций, которых нетрудно спутать вследствие сходных подробностей их жизни.

При заключении в 442 г. мирного договора с Персией благоразумный и красноречивый Максимин был помощником Ардабурия (Сократ, VII, 20). Когда Маркиан вступил на престол, Максимин был возведен в звание главного камергера и именован в публичном эдикте в числе четырех главных государственных сановников ( Novell, ad calc, Кодекс Феодосия , с. 31). Он исполнял в восточных провинциях гражданские и военные поручения, а дикари Эфиопии, которых он заставил прекратить их набеги, оплакивали его смерть (см.: Приск с. 40, 41).

Приск был родом из Пания во Фракии и своим красноречием приобрел почетное место среди софистов своего времени. Его История Византия, описывавшая события его времени, состояла из семи книг (см.: Фабриций, Bibliothec. Graec , VI, 235. 236). Несмотря на снисходительные отзывы его критика, я подозреваю, что Приск был язычником.

Сами гунны все еще пренебрегали земледельческими занятиями; они употребляли во зло привилегии победителей, а их трудолюбивые подданные готы, занимавшиеся возделыванием земли, опасались их соседства так же, как опасаются соседства хищных зверей (Приск, с. 45). Точно таким же образом сарты и таджики добывают пропитание и для самих себя, и для своих ленивых и алчных повелителей — татарских узбеков (см.: Генеалогическая история татар , с. 423, 455, 456).

Приск, очевидно, переправился через Дунай и через Тису, но не достиг подножия Карпатских гор. Агрия, Токай и Ясберень лежат на равнинах, пределы которых не заходят далее этой местности. Де Буа ( Histoire des Peuples etc. , т. VII, с. 461) стоял за Токай, а ученый венгр Отрокосчи (с. 180, apud Mascon , IX, 23) предпочитал Ясберень, находившийся почти в тридцати шести милях к западу от Буды и Дуная.

Царскую деревню Аттилы можно сравнить с городом Каракорумом, который был резиденцией преемников Чингиса и хотя, как кажется, был более постоянной резиденцией, однако не мог бы соперничать с великолепием города и аббатства Сен-Дени в тринадцатом столетии (см.: Рубруквис, in Histoire Generate des Voyages , т. VII, с. 286). В лагере Авренгзеба, в том виде, как он описан у Бернье (т. II, с. 217–235), нравы Скифии соединялись с великолепием и роскошью Индостана.

Когда монголы выставили на Тонкатском сейме напоказ награбленную в Азии добычу, трон Чингиса был по-прежнему покрыт тем черным войлочным ковром, на котором он сидел в то время, когда его воинственные соотечественники избрали его в предводители (см.: Vie de Gengiscan , ч. IV, гл. 9).