Сергей Сибагин - Прапорщик Щеголев

...В порту стало твориться необычайное. Раньше на пристани сидело много грузчиков, ожидавших работы (какая работа по зимнему времени!), теперь же все были заняты. Грузчиков перехватывали один у другого, сманивая деньгами и харчами. Даже на базарах не было свободных людей — все работали в порту.

С батареи Щеголева хорошо было видно, какой корабль и чем грузится.

— Идет наша пшеничка-то, — говорил Осип, сидя на корточках на палубе «Андии» и посасывая коротенькую трубочку. — Этакое сокровище отдаем, и кому!.. Тем, кто, может, завтра на нас же войной пойдет. Обидно очень... Задержать бы их кораблики!

— Нельзя этого сделать, — отвечал прапорщик. — Война же не объявлена.

— Тогда надо запретить купцам продавать пшеничку.

— Как же им запретишь?.. Следовало бы, конечно, да как это сделать? Купец, что лиса, — всегда лазейку найдет в обход запрета.

— Да-а... — качал головой Осип. — Ежели у купца дело до наживы дойдет, то он родных мать-отца продаст, а свое не упустит!.. А правда ли, что наши купцы и поныне туркам хлеб продают?

— Говорят, будто есть такие мерзавцы...

— Нет на них креста... Арестовывать бы таких...

— Не найдешь! Они концы глубоко хоронят.

— Наверное, так оно и есть... И то нынче почем пшеничка-то пошла, почитай, никогда раньше таких цен не бывало... И думать надо, цены еще выше будут.

В городе все улицы были заполнены чумацкими валками с хлебом. А в порту, что ни день, то один, то другой корабль, до отказа нагруженный зерном, несмотря на непогоду, выходил из бухты, ставил побольше парусов и исчезал за горизонтом...

В первую неделю февраля утром, когда прапорщик направлялся на батарею, к нему подошел человек, похожий на купца, поклонился.

— К тебе, ваше благородие, дельце есть небольшое.

— Пожалуйста, говорите.

Купец, оглянувшись и понизив голос, спрашивал:

— А что, ваше благородие, каторжники-то у тебя еще работают?

— Нет, уже не работают. А зачем вам это знать нужно?

— Значит, нужно, раз спрашиваю. А ежели тебе понадобится для каких работ, так снова пришлют?

— Конечно, пришлют!

— И много ли людей прислать могут? — почему-то обрадовался купец.

— Сколько нужно, столько и пришлют... Не для себя же я прошу, — недоумевал прапорщик. — Да вам-то зачем это?

— Пригласил бы работничков-то, — сказал купец, не обращая внимания на вопрос Щеголева.

— Зачем же я их буду приглашать, если делать им здесь нечего?

— Насчет работки статья особая. Работку я им найду.

— Как это вы им работу найдете? Не понимаю.

— А очень просто. Приглашаешь работничков, значит, ты, а приходят они ко мне. Погрузят кораблик, а потом и свободны... И тебе благодарность, и работнички вот как довольны будут!

Прапорщик замер от негодования.

— Да как вы смеете?

— Эх, господин хороший, — почесал голову купец. — Видать, ничего у нас с тобой не получится. Прощевай пока. — Купец мотнул головой и быстро пошел обратной дорогой.

А дня три спустя караульный солдат сообщил прапорщику, что его хочет видеть какой-то барин, приехал в карете, дожидается у входа на мол.

Щеголев приказал пропустить посетителя к нему на «Андию».

Подъехала карета, с козел соскочил лакей, откинул подножку, распахнул дверцу. Из кареты вышел седобородый высокий господин в бобровой шубе и шапке, с недовольным видом поднялся по трапу. У входа в каюту его встретил Щеголев, пригласил войти. Посетитель приподнял шапку, протянул руку и представился.

— Хлеботорговец Козельский, Иван Степанович. К вам по приватному делу. Разрешите?

— Прошу присесть, — указал прапорщик на мягкий диванчик.

Посетитель с брезгливым видом оглянул каюту.

— Может быть, вы разрешите мне предложить вам лучшее место для нашей беседы.

— А чем же здесь плохо? — удивился прапорщик.

— Все же прошу вас разрешить мне самому выбрать место для беседы... Например, у Отона... Там есть премиленькие кабинетики.

— Странно, милостивый сударь. Вы являетесь по какому-то приватному делу ко мне и сами же настаиваете на выборе места для беседы.

— Уверяю вас, дорогой мой, что те кабинетики для задушевных бесед прекраснейшим местом являются. Учтите, даже вход совершенно отдельный. Буквально ни одна душа не узнает...

— Да мне нечего скрывать! — возразил прапорщик. — Кроме того, прошу помнить, что я на службе и ни в какой ресторан идти с вами не намерен.

— Ну ладно, что уж делать, — закряхтел помещик, расстегивая шубу и садясь — Мне бы очень хотелось, чтобы все, о чем я буду с вами говорить, осталось между нами... Строго между нами.

— Мне очень странно все это слышать...

— Хорошо... — Козельский сидел, как бы собираясь с мыслями. — Я буду с вами совершенно откровенен. Мне нужно, чтобы вы разрешили кораблям, на которые должен грузиться мой хлеб, пришвартоваться к молу, где размещена батарея. Всего только на две-три ночи... Повторяю: ночи, так как на день корабли будут снова отходить на рейд. Видите, я сам заинтересован в соблюдении абсолютной тайны.

— Да зачем вам мол понадобился? Разве пристаней мало?

— Мало, сударь, в том-то и беда, что мало. Все причалы заняты, мои корабли болтаются на рейде. Дорог каждый час, каждая минута... Именно сейчас промедление смерти подобно, как говорится в старинной пословице... Так вот, молодой человек! — перешел Козельский на покровительственный тон. — Если вы разрешите мне это, то я уплачу вам... — Козельский поперхнулся, увидев разъяренное лицо прапорщика, медленно поднимавшегося со своего места. Растерянно глядя на командира батареи, который в тот момент был действительно страшен, он вскочил.

— Что с вами, что с вами?

— Милостивый сударь! — сказал Щеголев сдавленным голосом. — В вашем предложении я усматриваю призыв к нарушению мною присяги...

— Позвольте, при чем тут присяга?.. — деланно удивился помещик. — Я просто...

— Прекратите, сударь! Я не только не буду способствовать вам, но всячески постараюсь воспрепятствовать вашим действиям, которые иначе, как изменнические, назвать не могу, ибо вижу в них попытку причинить ущерб моему отечеству. Прошу вас немедленно удалиться отсюда... О ваших предложениях буду вынужден немедленно сообщить по начальству!

— Пожалуйста, сделайте одолжение, — скривился помещик. — Хоть самому военному министру. Нового вы им ничего не сообщите. Желаю здравствовать!..

Козельский боком протиснулся в дверь, протопал по трапу. Послышался голос кучера и цоканье копыт.

— Ну, — сказал Щеголев вошедшему Рыбакову. — Каковы? Мне, офицеру армии российской, такое предложение делать! Обязательно сообщу по начальству.

Прапорщик долго не мог успокоиться. Он решил посетить Волошинова, поделиться с ним, но поручик сам появился на молу. Весело насвистывая и громко приветствуя вытянувшихся солдат, он быстро шел к пароходу.