А.Н.ГЛИНКИН - Дипломатия Симона Боливара

Известия о скрытом брожении в Испании, стонавшей под гнетом короля-мракобеса и его приспешников, доходили до колоний и порождали надежды на скорые перемены на Пиренейском полуострове и окончание войны, длившейся уже целое десятилетие. Обращаясь к испанским революционерам, Боливар призывал их: «Война потеряла смысл… Будьте справедливы к Америке, и мир и дружба установятся между американцами и испанцами» [146]. Революционные события начались в Кадисе, где по приказу Фердинанда VII в помощь Морильо готовился огромный экспедиционный корпус. Из этого порта 20 тыс. пехотинцев и 3 тыс. кавалеристов на 100 кораблях должны были отправиться в Южную Америку. Однако 1 января 1820 г. в экспедиционной армии вспыхнуло восстание, которое возглавили офицеры-демократы Р. Риего и А. Кирога. Они больше не хотели участвовать в колониальной войне и требовали восстановить в стране конституционный режим.

К восставшим присоединились жители других городов. В Испании грянула вторая буржуазная революция. Фердинанд VII был вынужден присягнуть на верность демократической Конституции 1812 года и согласиться с созывом кортесов. К власти пришло правительство буржуазных либералов.

Кортесы потребовали от генерала Морильо присягнуть на верность Конституции и добиваться национального примирения в колониях. Фердинанд VII, по настоянию кортесов, направил колониальным властям во всей Америке два циркуляра. Первым предписывалось освободить из тюрем всех политических заключенных. Второй циркуляр обязывал начать переговоры с патриотами с целью прекращения опустошительной войны в Новом Свете [147].

В соответствии с полученными указаниями генерал Морильо обратился к конгрессу в Ангостуре и Боливару с предложением заключить перемирие, для того чтобы начать затем мирные переговоры. Положение испанского наместника в колониях после понесенных серьезных поражений было трудным. Революция в Испании вызвала распри в его лагере. Начались острые столкновения между конституционалистами и сторонниками абсолютной монархии. Морильо надеялся в ходе переговоров получить передышку и выиграть время.

Боливар ответил согласием. Он искал пути к миру с Испанией и также нуждался в передышке. Не все патриоты понимали замысел Освободителя. Горячие головы хотели немедленно воспользоваться затруднениями Морильо. Боливар объяснял им: «Положение нашей армии не позволяет нам начать новую военную кампанию. Она нуждается в реорганизации. Время работает больше на нас, чем на Морильо. Предоставляется великолепная возможность для переговоров. Речь идет не о мире или капитуляции, а только о перемирии, а также подходящем случае заявить всему миру о нашем рождении в качестве суверенной нации» [148]. Действительно, обращаясь к Боливару с предложением о переговорах, Морильо пришлось употребить слова, которые раньше застревали у испанцев в горле: «Его Превосходительство президент Республики». По существу, это было первым официальным признанием де-факто новой политической реальности, а именно появления суверенного государства на месте бывшей колонии.

Боливар поручил ведение переговоров о перемирии генералам Р. Урданете и П. Брисеньо-Мендесу. Когда возникли опасения, что дело зашло в тупик, он направил им в помощь своего ближайшего сподвижника, молодого венесуэльского генерала Антонио Сукре. Пятнадцатилетним юношей в 1810 году он присоединился к патриотам, вместе с Боливаром прошел через огонь многих сражений, завоевав его сердце беззаветной храбростью и яркой одаренностью своей натуры. Теперь ему поручалось возглавить делегацию патриотов.

На переговорах им противостоял испанский триумвират: генералы Г. Корреа, Р. Topo и Ф. Хуан-и-Гонсалес де Линарес. Их действиями непосредственно руководили Морильо и его заместитель маршал Латорре, несколько раз встречавшиеся с Сукре.

Морильо требовал признания патриотами испанской Конституции 1812 года, не предусматривавшей предоставления колониям полной независимости, в качестве непременного условия заключения мирного договора. Боливар категорически отверг это требование. «Только безоговорочное признание Испанией независимости Колумбии может положить конец войне» [149], – говорилось в его ответе Морильо от 21 июля 1820 г. Поэтому речь на переговорах шла только о заключении перемирия и гуманизации методов ведения военных действий. Продолжались они несколько месяцев и напоминали испанский народный танец – шаг вперед и два шага назад. От участников потребовались большие усилия, чтобы преодолеть разногласия, касавшиеся линий разграничения войск и других условий прекращения военных действий. Наверное, самым веским аргументом патриотов были их новые боевые успехи: испанским войскам пришлось оставить города Мериду, Трухильо и Санта-Марту.

25 ноября 1820 г. состоялось подписание соглашения о перемирии сроком на шесть месяцев и договора об упорядочении ведения войны в соответствии с законами цивилизованных народов. Тем самым была подведена черта под трагической эпохой «войны насмерть», и участники договора взяли на себя обязательство не применять репрессий в отношении гражданского населения. Договорились об обмене пленными и захоронении погибших [150]. Можно согласиться с оценкой этого события, высказанной известным колумбийским исследователем международных отношений Р. Ривасом. По его мнению, Испания и Колумбия заслужили благодарность человечества, так как они первыми в истории закрепили в договорной форме нормы более гуманного ведения войны. И произошло это задолго до заключения известной женевской Конвенции об улучшении участи раненых и больных (1864 г.) и решений Гаагской мирной конференции относительно законов и обычаев сухопутной войны (1899 г.) [151].

Через два дня после подписания документов в небольшом селении Санта-Ана по предложению Морильо состоялась «встреча в верхах». Можно только догадываться о том, что побудило испанского фельдмаршала увидеться с «мятежником» Боливаром. Надеялся ли он понять при личном свидании, что дает его противнику, неоднократно битому на полях сражений, силу возрождаться? Или же он рассчитывал убедить Боливара принять королевскую «милость» и прекратить борьбу в обмен на высокое звание генерала испанской армии с соответствующими привилегиями? А возможно, просто захотелось взглянуть на человека, который, не имея профессиональной военной подготовки, нанес ему, одержавшему немало побед над прославленными наполеоновскими маршалами, чувствительные поражения? Не исключено, что какое-то из этих соображений сыграло свою роль.

Боливар принял приглашение Морильо, хотя не все в его штабе одобряли это решение. У Освободителя были свои планы, и их не следовало раскрывать раньше времени.