А.Н.ГЛИНКИН - Дипломатия Симона Боливара

Уртадо добрался до Лондона в марте 1824 года и несколько месяцев безуспешно стучался в закрытые для него двери Форин оффис. Только в июне английский министр иностранных дел согласился принять колумбийского представителя в частном порядке. Каннинг не торопился. Его внимание приковывали другие, более важные дела. В январе – апреле 1824 года Каннинг предпринял последнюю попытку при посредничестве Англии навести мосты между Мадридом и его бывшими подданными на основе признания Фердинандом VII независимости колоний в обмен на какую-нибудь компенсацию для Испании. При этом Лондон выразил готовность защищать права Испании на Кубу и Пуэрто-Рико. Мадридский двор вновь ответил отказом, мотивируя его смехотворным утверждением о невозможности бросить на произвол судьбы верных королю людей в испанской Америке [413]. Кроме того, сент-джеймсский кабинет продолжал плести нити затянувшейся интриги вокруг вопроса о насаждении монархических режимов в Мексике и в других испаноамериканских странах. Освобождение правительства тори от легитимистских пристрастий происходило медленно и мучительно. Каннинг, в частности, дал указание Кэмпбеллу и Гамильтону не употреблять термин «республика» в официальной переписке с колумбийским правительством, заменяя его нейтральным словом «государство». Так и возник небольшой, но показательный дипломатический казус: в документах представителей Лондона, написанных на английском языке, Колумбия называлась «государством», а в ответах Боготы на испанском языке – «республикой».

Только в канун Нового года Каннинг перешел к решительным действиям. Премьер-министр Ливерпуль и Каннинг, пригрозив коллективной отставкой, вынудили короля и «твердолобых» примириться с неизбежным. 31 декабря 1824 г. министр иностранных дел Англии направил в Мадрид и в другие европейские столицы ноту, в которой говорилось: «Его Величество в своей отеческой заботе о торговле и мореплавании его подданных соизволил решить, что должны быть приняты дальнейшие меры по проведению переговоров о торговых договорах с Мексикой и Колумбией, а также с Буэнос-Айресом. Результатом этих договоров после их раздельной ратификации Его Величеством будет дипломатическое признание правительств «де-факто» данных трех стран» [414]. Для всеобщего сведения решение английского правительства должен был объявить король в тронной речи в парламенте 7 февраля 1825 г. Однако Георг IV, обуреваемый мстительным стремлением насолить своевольному министру иностранных дел, отказался выступить с тронной речью, так как его «внезапно» одолел приступ подагры и к тому же он потерял свои вставные зубы. Согласно незыблемым английским традициям, королевскую речь пришлось зачитать лорду-канцлеру, который являлся яростным противником дипломатического признания бывших испанских колоний. Что это – ирония судьбы или насмешка истории над теми, кто идет вразрез с велением времени?

Мадрид и другие европейские столицы заявили Лондону официальные протесты в связи с нарушением им принципов легитимизма. Испанская Америка приветствовала решение Англии. По словам Гендерсона, в Боготе «вице-президент, министры и влиятельные люди встретили новость с глубоким удовлетворением и большой радостью. На улицах гремели салюты, играла музыка, сверкали фейерверки» [415]. Возможно, желая польстить Каннингу, английский генеральный консул в своей депеше несколько приукрасил картину всеобщего ликования в Великой Колумбии. Да и радость эта, можно сказать, была преждевременной. Изобретенную Каннингом формулу дипломатического признания испаноамериканских стран следует отнести к «шедеврам» имперской дипломатии. По существу, это был лишь слегка замаскированный ультиматум: или заключение на английских условиях договоров о торговле и дружбе, формализующих признание, или же старый статус «мятежных колоний».

Гамильтон и Кэмпбелл, уполномоченные Каннингом вести переговоры в Боготе, положили на стол перед Гуалем и Брисеньо-Мендесом английский проект договора. Сколько колумбийские дипломаты ни выдвигали контрпредложений, им не удалось сделать условия договора более равноправными для колумбийской стороны. Договор о дружбе, торговле и навигации, подписанный 18 августа 1825 г., устанавливал взаимное предоставление режима наибольшего благоприятствования в торговле и в других видах деятельности, связанных с обслуживанием экономических потребностей двух стран [416]. Тем самым Англия закрепляла за собой колумбийский рынок и получала возможность диктовать Колумбии как более слабому партнеру конкретные условия экономических отношений. Согласно договору, колумбийское правительство брало на себя обязательство тесно сотрудничать с Лондоном в искоренении работорговли. Устанавливались также нормы, регулирующие консульские отношения.

7 ноября 1825 г. в Лондоне состоялся обмен ратификационными грамотами, а четыре дня спустя перед Уртадо впервые распахнулись парадные двери Букингемского дворца, и английский король приветствовал его как официально признанного Англией чрезвычайного и полномочного посланника республики Великая Колумбия. Вскоре были урегулированы взаимные претензии в финансовой области. Колумбийский конгресс в 1826 году признал в полном объеме обязательства по полученным от английских финансистов займам на общую сумму 6650 тыс. ф. ст. [417]Лондон стал главным кредитором колумбийского правительства. Английские дельцы начали вкладывать капиталы в экономику Колумбии, направили в Боготу при содействии Уртадо проект сооружения межокеанского канала через Панамский перешеек.

Боливар придавал большое значение развитию сотрудничества с Англией, поддерживал личные контакты с английскими посланниками в Боготе и Лиме, доверительно информировал их о важнейших политических событиях в стране и своих внешнеполитических планах. Он регулярно знакомился со всеми донесениями колумбийского посланника из Лондона и, как видно из его письма Уртадо от 12 марта 1825 г., лично направлял в Лондон указания по важнейшим вопросам англо-колумбийских отношений, когда этого требовала сложившаяся ситуация [418].

В мае 1826 года Каннинг обратился к Боливару с посланием, положившим начало переписке между двумя государственными деятелями. Главное внимание в ней уделялось содействию мирному урегулированию аргентино-бразильских разногласий и проблеме примирения с Испанией [419]. Назначение Каннинга премьер-министром Англии в апреле 1827 года открывало, по мнению Боливара, новые перспективы для укрепления международных позиций Великой Колумбии и других независимых республик региона. Неожиданная смерть английского премьер-министра спустя 100 дней после назначения была воспринята Освободителем как удар судьбы. «Скорбное чувство охватывает наши сердца при безмерно печальном известии о смерти лорда Каннинга. Для Англии, как и для Америки, это невосполнимая утрата, и весь мир еще ощутит отсутствие этого человека. Все мы начали пользоваться плодами его глубоко либеральной политики. Греция будет оплакивать своего защитника, а Америка никогда не забудет, что мистер Каннинг помог ей утвердить свои права» [420], – писал Боливар.