Баграт Шинкуба - Последний из ушедших

Война шла не год и не два, а гораздо дольше, уже не вспомню сколько, но хорошо помню, как зиму несколько раз сменяло лето, а война все шла и шла, и к концу ее, кроме больных и стариков, в ней участвовали поголовно все мужчины. И особенно тяжело было летом, когда, даже работая в поле, надо было держать при себе и оружие, и запас еды на несколько дней пути, чтобы по первой тревоге, по первому зову явиться готовым на место сбора. Да, дорогой Шарах, это было такое черное время, что, наверное, самая сильная лошадь не смогла бы переплыть ту реку крови, которую мы пролили тогда. Но сколько бы ее ни было пролито, она все равно не принесла убыхам ничего, кроме несчастья, а ведь самая горькая кровь — это та, которая пролита напрасно.

Мы еще не представляли себе тогда ни силы русского царя, ни числа его солдат и еще не понимали истинных намерений турецкого султана, который подстрекал нас на эту войну с самого ее начала. Ах, дад Шарах, когда плакальщицы кричат и до крови раздирают себе лицо и грудь над гробом, от этого становится легче только родственникам. А мертвому это все равно уже не поможет. Не так ли и с моим рассказом?

И отец, и брат, и я взялись за оружие и больше уже не выпускали его из рук до конца.

Надо сказать правду, у нас, в стране убыхов, никогда не было спокойствия: грабежи и набеги, продажа рабов за море, в Турцию, вражда между родами, с соседними племенами, похищение женщин и кровная месть — все это было, и нам казалось, что и не могло быть иначе. Но когда в опасности оказалась вся страна убыхов, мы забыли обо всем, кроме этой опасности.

Убыхи издавна умели защищать себя от всех, кто посягал на их свободу, — были ли это их соседи или пришельцы издалека, греки или римляне, арабы или турки. Об одних войнах сохранились только предания, о других помнили старики, но никто не помнил, с каких времен каждое поколение мужчин воспитывалось как поколение воинов. Мы просто не представляли себе, что могло быть как-нибудь иначе и что кто-нибудь, способный держать в руках оружие, может отказаться от этого. А когда среди нас, убыхов, появлялись такие уроды, то мы их лишали имени и изгоняли из страны.

Всегда, даже летом, в самое горячее время года, каждая семья обязана была по первому сигналу собрать в поход одного воина. Десять мужчин избирали из своей среды десятника, десятники из своей среды сотника, а сотники — тысячника. Когда в поход шло несколько тысяч человек, то выбирали общего предводителя, такого, кто не раз видел блеск шашек, был опытен, терпелив и храбр. После того как он бывал выбран, его приказания становились законом для всех воинов, кто бы они ни были — крестьяне или дворяне. Готовясь к походу, он назначал и срок, и место сбора. Он же назначал, сколько ему нужно пеших и сколько конных воинов. Все без исключения, кроме самого предводителя, должны были нести на себе или везти с собой все необходимые для похода запасы: тесто с медом, копченое мясо и копченый сыр, красную и белую соль. Каждый должен был взять с собой по две пары чувяков из сыромятной кожи, шерстяные ноговицы и бурку. А некоторым назначалось, кроме всего этого, брать с собой еще пилы, топоры, лопаты, веревки на случай, если понадобится перебрасывать через реки мосты и в холодное время рубить шалаши для ночлега.

Перед выступлением в поход трубили в медную трубу, такую, какую ты видишь у меня…

Хаджи Берзек, сын Адагвы, был предводителем убыхов целых двадцать лет. Он выходил победителем из многих кровавых схваток, и когда генералы русского царя так и не сумели взять его силой, они решили покончить с ним хитростью: объявили, что подарят тысячу рублей серебром тому, кто принесет им голову непокорного предводителя убыхов.

Однако счастье ему сопутствовало: ни одного изменника так и не нашлось. И в конце концов он сложил с себя обязанности руководителя по собственной воле.

Я так и не знаю истинной причины этого: может, преклонный возраст, а может, ход событий увлекал народ убыхов все дальше по пути, который старый и опытный воин считал слишком опасным, но не имел сил препятствовать этому, но, так или иначе, он вдруг отстранился от дел, сложил с себя обязанности военного предводителя, удалился к себе домой и вскоре умер. Это случилось на следующий год после окончания большой войны русских с турками. Место предводителя занял его племянник Хаджи Берзек Керантух.

Многие были недовольны заменой, считали ее не самой лучшей. Но шла война, времени на то, чтобы спорить и колебаться, не было, а на этом человеке все-таки лежал отблеск славы его родственника.

Но вскоре после того как Хаджи Берзек Керантух стал во главе народа убыхов, многим показалось, что выбор все-таки был верным. Взяв власть в свои руки, Хаджи Керантух проявил и твердость, и храбрость, хотя раньше о нем поговаривали, что он способен шататься, как гнилой зуб во рту, туда-сюда, и для таких суждений о нем были свои причины. Незадолго до начала большой войны он помирился с генералами царя, даже получил от них военный чин и жалованье, которое ему платили серебряными рублями, и потом несколько лет, пока его дядя сражался во главе убыхов с генералами царя, он сидел у себя дома на ковре и играл в нарды.

Не знаю, мой дорогой Шарах, как сложилась бы судьба народа убыхов, если бы не эта Крымская война. Когда во время войны русская армия отступила с абхазского и с нашего побережья, великий визирь Омар-паша высадился с войсками в Сухуми. В наших селениях появились муллы, пришедшие через горы из Дагестана и приплывшие вместе с турками, и все они в один голос говорили, что русские разбиты и больше никогда не покажутся в наших местах.

— А мы пришли к вам навсегда, — говорили они, — чтобы водрузить на вершинах ваших гор священное знамя великого султана, наместника аллаха на земле.

Вот тогда-то и качнулся наш Хаджи Керантух от царя к султану, сорвал с черкески погоны и перестал брать серебряные рубли.

В войне царя с султаном владетельный князь Абхазии Хамутбей Чачба остался, как и был, на стороне царя, а наш Хаджи Керантух стал на сторону султана. В это время он и сделался нашим предводителем и уже не качнулся обратно, когда турки вскоре после этого стали сажать своих солдат на корабли, один за другим отплывавшие обратно в Турцию.

Генералы царя начали возвращаться и одно за другим занимать оставленные ими укрепления. И тут Хаджи Керантух проявил твердость и храбрость, которых многие из нас от него не ожидали: турки ушли, а он продолжал воевать с генералами царя. Военные пароходы царя высаживали солдат то около Туапсе, то около Адлера, то в устье реки Сочи. Они не спешили наступать в глубь страны убыхов, только строили или восстанавливали свои крепости там, где высаживались, но все хорошо понимали, что они на этом не остановятся. Хорошо понимал это и наш предводитель Хаджи Керантух. Он всюду, где мог, мешал высаживаться на берег солдатам царя и спешил нападать на их укрепления, пока они еще не были достроены.