Михаил Иманов - Меч императора Нерона

Теренций не смотрел на Палибия, хотя тот не отводил от Теренция взгляда. Мгновениями Теренцию казалось, что вот сейчас он бросится на него и схватит за горло. Правда, старый слуга страшился этого меньше, чем того, что Палибий вдруг заговорит. Но тот тяжело молчал и только давил Теренция взглядом, прижимая к спинке сиденья.

Дом, где жила Октавия, не походил на дворец, приличествующий жене императора Рима, хотя и оставленной, но выглядел довольно уютным среди буйно разросшейся вокруг зелени, как видно, не знавшей руки садовника. Никий с претором ждали их под навесом у входа; несколько женщин, наверное служанки, то появлялись в проеме дверей, то исчезали. Когда Палибий с Теренцием подошли, Никий сказал, обращаясь к претору:

— Надеюсь, ты правильно понимаешь волю императора?

Тот замахал руками, ответил, широко раскрыв глаза:

— Как тебе будет угодно!

— Мне будет угодно, чтобы ты ждал меня здесь и проследил, чтобы никто не помешал нашему разговору.

Претор закивал с преданным выражением на лице, а Никий, взмахом руки приказав Палибию с Теренцием следовать за ним, вошел в дом.

Никий шагал так уверенно, будто не раз уже бывал в этом доме и хорошо знал расположение комнат. Служанки со страхом смотрели на приезжих, прячась по углам. У самой двери их встретил старый слуга Октавии.

— Как доложить госпоже? — спросил он с поклоном.

— Убирайся! — коротко бросил Никий, оттолкнув слугу, и, распахнув дверь, вошел.

За ним вошел Палибий. Теренций, уже переступая порог, перехватил взгляд старого слуги, в глазах кото-рого застыл ужас. Войдя, он плотно прикрыл створку и, хотя Никий не приказывал ему этого, привалился к ней спиной.

В центре небольшой комнаты стояла молодая женщина. Теренций никогда не видел Октавию и, несмотря на страх и бившую все его тело дрожь, с любопытством разглядывал ее. Она не была красавицей. По крайней мере, Поппея выглядела значительно эффектнее. Маленького роста, с круглым лицом и близко поставленными (как и у ее отца императора Клавдия) глазами, она не казалась женщиной из царствующего рода. Впрочем, внешность ее искажал испуг. Страх был во всем: в лице, в фигуре и, казалось, даже в складках длинного, без единого украшения платья.

— Октавия,— обратился к ней Никий с легким поклоном,— ты должна...

Он не договорил, покосился на Палибия. Тот смотрел мимо его лица.

— Ты должна...— повторил Никий неуверенно, глядя на Октавию исподлобья.— Ты должна...

— Умереть? — прошептала она едва слышно.

— Но ты понимаешь, что...— зачем-то стал говорить Никий, вряд ли сам понимая, что он хочет сказать, но Октавия вновь спросила, уже громче, переведя взгляд с Никия на Палибия и обратно:

— Умереть? Ты хочешь, чтобы я умерла?

— Я не питаю к тебе зла, Октавия,— пояснил Никий,— я всего лишь слуга моего императора.

— Убийцы! — проговорила Октавия и вдруг крикнула так громко, что, наверное, слышно было во всем доме: — Убийцы! Убийцы! А-а! — и бросилась к окну.

Она сделала ошибку — сдвинулась с места. Если бы осталась стоять, то Никий не посмел бы тронуть ее. А сейчас он поступил так же, как хищник, преследующий жертву, которая не может защищаться,— он бросился за ней.

Бросился так стремительно, что она успела добежать только до окна, но не успела снова крикнуть — он зажал ей рот и стал отрывать от рамы, за которую она уцепилась. Несмотря на хрупкость, держалась она крепко, и Никий, повернувшись к Палибию, прохрипел:

— Помоги!

Палибий сделал шаг в его сторону и остановился.

— Помоги! — повторил Никий еще более сдавленно, но в это мгновение пальцы Октавии разжались, и они с Никием повалились на пол: она на него.

Полы платья задрались, обнажив ноги. Палибий уставился на них как завороженный.

— Веревку! — крикнул Никий, извернувшись и протянув свободную руку (ладонью другой он зажимал Октавии рот) к Теренцию.— Вяжи ее!

Теренций и сам не понял, что с ним такое произошло — его как будто толкнули в спину,— в два прыжка он достиг лежавших Октавию и Никия, сорвал тесемку, на которой крепились кисти с обеих сторон ложа, и, бросившись на ноги Октавии, ловко связал их у лодыжек.

— Руки! — приказал Никий, и Теренций сделал то же самое с руками женщины.

Никий спихнул Октавию на пол и встал тяжело дыша. Теренций, стоявший рядом, увидел, как она широко раскрыла рот, и, ожидая пронзительного крика, почему-то вопросительно посмотрел на Никия. Лицо Никия сморщилось так, будто крик уже раздался и оглушил его. Но — крика не последовало. Октавия только со свистом вдохнула и закрыла рот. В лице ее был ужас, кажется, она уже плохо понимала, что с ней такое происходит. Никий потянулся к ложу, взявшись за конец, рывком сорвал покрывало и бросил его на голову Октавии.

— Все! — услышал Теренций и почему-то вздрогнул, а Никий, не оборачиваясь, махнул Палибию рукой.— Теперь ты, Палибий!

Палибий не двинулся с места, и Никий, протянув руку, сильно толкнул его в плечо:

— Ты что, оглох? Я же сказал: теперь ты!

— Что? — Палибий вскинулся, непонимающе посмотрел на Никия.— Что ты сказал?

— Кончай ее! — бросил Никий, ткнув в сторону Октавии указательным пальцем.

— Не могу! — прошептал Палибий.— Я не...

Наверное, он хотел сказать, что он не убийца (по крайней мере, так это понял Теренций), но не успел договорить.

— Кто ты такой, это мы сейчас посмотрим,— нервно усмехнувшись, бросил Никий.— Обнажи меч!

Палибий рывком выдернул меч из ножен, направив острие на Никия.

— Не меня,— хладнокровно проговорил Никий,— ее.

Палибий был в нерешительности, острие его меча заметно ходило из стороны в сторону.

Никий шагнул к нему, едва не наткнувшись на меч,— Палибий потянул меч к себе.

— У тебя нет выбора, Палибий,— тихо, но четко и с очевидной угрозой сказал Никий.— Если меня, то тебе не будет пути в Рим. Если ее — я попытаюсь заступиться за тебя перед императором.

— Заступиться? Но я...

— Императору все известно, Палибий. Перед отплытием я передал ему все списки. Возглавляет заговор Гай Пизон, а ты стоишь в списке в третьем десятке. Но имей в виду, даже те, которые стоят в пятом десятке, не смогут избежать смерти. Я все знал, когда брал тебя с собой, и мог выдать тебя еще в Риме. Ты хорошо понял меня, Палибий?!

Палибий, оцепенев, неподвижно смотрел на него. Никий медленно протянул руку, дотронулся до лезвия меча, повернул его так, что острие было теперь направлено в его грудь:

— Решайся, Палибий! Ты видишь, я не боюсь смерти. Тебе стоит сделать всего одно движение.

Лицо Палибия исказила гримаса боли, руки его заметно дрожали. Лежавшая на полу Октавия дернулась и простонала.

— Хорошо, тогда сделаем по-другому.— Никий повернулся к двери и громко сказал: — Войди, Симон!