Леонид Жариков - Червонные сабли

По многу раз брали красные конники прилегающие к Орехову села - Жеребец, Фисаки, Камышеваху, брали и снова оставляли, часто с такими горькими потерями, что сердце сжималось. Жара стояла невыносимая, и кони падали от усталости. Еще больше были измучены люди. Приходилось по целым суткам оставаться без пищи и спать в седле. Раны не успевали заживать. Еще свежая кровь проступала сквозь бинты, как снова звучали призывные трубы, и надо было лететь навстречу врагу.

С каждым боем редели эскадроны, и порой некому было заменить погибшего. В строй становились те, кто нес службу в команде связи или в обозах.

Так пришел черед Леньки. Во время одной из схваток, когда конница красных обратила противника в бегство, показалось ему, что один офицерик уж очень смахивает на Геньку Шатохина. Волнуясь от предчувствия, что нашел наконец того, кого долго искал, пришпорил Валетку и погнался за врангелевцем. Он на ходу стрелял из маузера и даже крикнул вгорячах: «Стой, гад, стой!» Офицер не оборачивался.

Верст семь шла погоня. И лишь на окраине Орехова, когда казалось, что враг настигнут, тот обернулся, и Ленька понял - это не Шатохин.

Но было поздно: разгоряченный Валетка влетел на улицы Орехова, занятого белыми. Они только что снова выбили из города кремлевских курсантов и рыскали по дворам, добивая раненых.

Опомнившись, Ленька повернул коня, но белые заметили его. Над ухом свистнула пуля, за ней другая. Какой-то казак бросился наперерез, сорвал с себя лохматую папаху и швырнул под ноги Валетке. Конь испуганно отпрянул, и Ленька полетел в канаву. Двое бородачей бросились к нему. Ленька выстрелил и сбил с одного шапку. Воспользовавшись замешательством казаков, он бросился в калитку, пересек чей-то двор, перемахнул через забор и очутился в огороде соседнего дома.

Позади слышались выстрелы и голоса:

- Во двор побежал!

- Стреляй, а то уйдет!

Прыгая через грядки, Ленька подбежал к забору, перелез через него и оказался в пустынном переулке. Здесь не было ни души. Отчаянно лаяли собаки.

Стараясь запутать след, он перебежал через дорогу и заскочил во двор, казавшийся заброшенным. В углу виднелся старый сарай, крытый черепицей. Дощатая дверь была приоткрыта, а рядом стояла коза, привязанная к стволу вишни. Увидев бегущего человека, она перестала жевать и с удивлением уставилась на Леньку вылупленными черными глазами.

В доме, что стоял напротив сарая, были закрыты ставни и царила тишина.

Пригнувшись, Ленька подбежал к сараю, протиснулся в приоткрытую дверь и затаился в углу за ящиком.

В городе продолжалась перестрелка, Потом в соседнем дворе загрохотали прикладом в дверь. В ответ забрехали собаки. Наверное, начался поголовный обыск. Что делать?.. И Ленька решил: если придут сюда, он дорого продаст свою жизнь.

Вот как глупо вышло с этой погоней. Сам попался и Валетку потерял. Наверно, мечется конь по улицам, ищет незадачливого хозяина.

От тишины звенело в ушах. Слышно было, как за дверью вздыхала коза. Потом скрипнула дверь в доме, и во дворе показалась старушка с оловянной миской в руках. Она приблизилась к сараю и стала кормить козу. Ленька боялся, как бы не взбрело старухе в голову заглянуть в сарай. Тогда не оберешься крику. Но старуха ни разу не посмотрел в него сторону, хотя вела себя странно, точно знала или догадывалась, где спрятался беглец. Она потопталась во дворе и вышла за калитку. Там она осмотрелась и, убедившись, что вокруг никого нет, вернулась к сараю и сказала тихим голосом, но так, что Ленька понял каждое слово:

- Когда стемнеет, полезешь на чердак. Там уже есть один ваш. Ах ты, господи милосердный!.. - и ушла.

Может быть, для маскировки она подперла дверь поленом: никому не придет в голову искать в сарае, если он снаружи подперт чурбаком. Старуха вернулась в дом, и опять стало тихо.

Солнце зашло, и в щели сарая бил тревожный багровый свет вечерней зари. Когда начало смеркаться, снова вышла хозяйка, отвязала фыркающую упрямую козу, завела ее в сарай и сказала негромко:

- В сенцах лестница на чердак... Не суетись, да шапку военную не забудь снять...

Чтобы не смущать беглеца, а заодно проверить, не подсматривает ли кто-нибудь за двориком, старушка вышла на улицу.

Дверь в сенцы была открыта. Ленька издали увидел лестницу, приставленную к лазу на чердак. В одно мгновение он перебежал двор, взобрался на верхотуру, оттолкнул лестницу ногой и замер. Старушка вошла в сенцы и заперла дверь на крючок.

Не зная, кто находится на бабкином чердаке, Ленька долго всматривался в темноту, потом вполголоса позвал:

- Эй, кто здесь? Отзовись!

Из дальнего угла донесся хрипловатый голос:

- Иди сюда, гад. Я с тобою поговорю...

- Я свой, товарищ, - сказал Ленька шепотом.

В ответ он услышал стон.

Ленька осторожно перешагивал через поперечные балки, пробираясь туда, откуда доносился стон. Слышно было, как тяжело дышал раненый.

Постепенно глаза привыкли к полумраку, и Ленька рассмотрел на ворохе соломы человека. Грудь его была перетянута крест-накрест холщовым полотенцем, сквозь которое проступали, пятна крови. Раненый с трудом приподнялся на локте.

- Кто ты?.. - Он терял силы и не мог говорить.

- Я свой, - поспешил успокоить его Ленька. - Из Второй Конной.

Неожиданно Ленька услышал не то всхлип, не то стон: раненый всматривался в него, потом сказал устало и горько:

- Это ты, Алексей Егорович?.. Вот как мы с тобой попались.

Слабея, раненый откинулся на спину. Сомнений на было: Ленька встретился с кремлевским курсантом из Гуляй-Поля по имени Федя.

- Потерпи, сейчас я тебя перевяжу...

Торопясь, Ленька снял с себя гимнастерку, оторвал от нижней рубахи полосу, потом еще одну. Пришлось разорвать и рукава. Осторожно он подвел левую руку под спину раненому и слегка приподнял его. Стародубцев стонал.

- Потерпи... - шептал Ленька. - Сейчас тебе легче станет.

На другой стороне улицы загорелся дом. Зловещий красный свет озарил чердак, и стала видна на груди раненого женщина-Коммуна, поднявшая над головой саблю.

- Мы еще постоим за себя, - говорил Стародубцев, и чувствовалось, что он с трудом сдерживает досаду и отчаяние. - Эх, Алексей Егорович, пацанчик ты мой, сколько наших легло на улицах!..

Леньке почудилось, что раненый плачет.

- Держись, Федя, - с великой нежностью сказал он. - У меня в маузере пол-обоймы. Помирать будем с музыкой...

Дом догорел быстро, а летняя ночь коротка: стало светать. В чердачное окно виднелись часть улицы и большой каменный дом с крыльцом. По всей видимости, в нем расположился штаб, потому что на крыльце стоял тупорылый станковый пулемет с бронированным щитком. Возле пулемета прохаживался часовой с винтовкой на ремне.

Леньке был виден двор особняка, окруженный высоким глухим забором. Во дворе в туманном сумраке рассвета ходили белогвардейские солдаты, они сносили и бросали в кучу лопаты.