Луи Бриньон - Кес Арут

5. Около 200 тысяч армян хлынули в Закавказье и Эриванскую губернию.

Очевидцы, посылающие оттуда телеграммы, не могут без слез описывать всего, что творится в этой голодной, нестройной человеческой массе, оставшейся без врачебной помощи и нуждающейся решительно во всем.

Холера и другие эпидемии уносят ежедневно более трехсот человек. Телеграфируют, что сотни трупов остаются непогребенными за неимением ни материальных средств, ни нужной организации. Гибель этих несчастных людей неизбежно рождает угрозу разноса эпидемии по всему Кавказу, по мере распределения беженцев по деревням…

Армянский народ в Турции обрекается на погибель.

Вашему высокопревосходительству известно, кто является вдохновителем и руководителем всего происходящего и за что против этого народа так разъярились германо-турки. По счастью, пока еще не всюду им удалось осуществить свой злой умысел.

У армянского народа нет иного защитника, который мог бы что-либо сделать, кроме России…

В тревожном сомнении и в положении человека, лишающегося последних душевных сил и веры в святость руководившей им идеи, я обращаюсь к Вам, ища опору в Вашей человечности и Вашем сознании государственного интереса России, связанного с сохранением армянского народа…

Зиновьев сложил письмо и сунул его в ящик с документами, подлежащими немедленной отправке. А после этого, не раздумывая, решительно разорвал тесёмки связывающие стопку документов, принесённых Лущевым. Зиновьев включил настольную лампу. Свет падал на стол. Он разложил перед собой документы и погрузился в чтение.

Из рассказа двух сестер милосердия, служивших в германской военной миссии в Эрзруме

В марте 1915 г. мы узнали от одного врача-армянина, который позднее умер от тифа, что турецкое правительство готовится к проведению резни армян в широком масштабе. Он просил нас узнать у генерала Пассельта, правилен ли этот слух. После этого нам сообщили, что генерал (один из блестящих офицеров) также имел опасения по этому поводу и по этой причине просил освободить его от занимаемого поста… Мы заболели тифом и вследствие некоторых изменений в обслуживающем персонале госпиталя были вынуждены покинуть Эрзрум.

Благодаря любезной услуге германского консула в Эрзруме, который пользовался у армян уважением, мы были приняты на работу в Красный Крест в Ерзнка и работали там семь недель.

В начале июня глава миссии Красного Креста в Ерзнка хирург А. рассказал нам, что в Ване восстали армяне, и против них были приняты меры, которые могут вылиться во всеобщее истребление армян, а также, что все армянское население Ерзнка и окрестностей будет отправлено в Месопотамию, где они уже не составят большинства, как это было здесь. Однако никакой резни не предполагается, и должны быть приняты меры для питания высланных и обеспечения их личной безопасности с помощью военного эскорта. Он сказал, что, как сообщают, в Ерзнка были обнаружены вагоны, груженные оружием и бомбами, и что многие будут арестованы. Персоналу Красного Креста запрещено иметь какое-либо касательство к высланным, а также совершать любые экскурсии пешком или верхом за пределы определенного радиуса.

После этого населению Ерзнка была предоставлена отсрочка на несколько дней для продажи своего имущества. Как и следовало ожидать, продажа производилась по смехотворно низким ценам. В первую неделю июня отправилась первая партия; богатым людям разрешалось нанимать экипажи. Они должны были поехать в Харберд. В последующие три дня отправились другие партии высланных, у которых детей взяли на воспитание в мусульманские семьи; позднее власти решили, что впредь дети также должны идти в изгнание.

Семьи армян, работавших в нашем госпитале, в том числе и больная женщина, должны были следовать вместе с остальными. Протест доктора Нейкирха, который лечил эту женщину, не оказал никакого воздействия. Ее отправка была отложена лишь на два дня. Солдат, прикрепленный к нашему госпиталю в качестве сапожника, сказал медицинской сестре Б: «Мне уже 45 лет, и все же я взят на военную службу, хотя я регулярно каждый год платил налог за освобождение от военной службы. Я никогда не делал ничего, что было бы направлено против правительства, а теперь они забирают от меня всю мою семью, мою семидесятилетнюю мать, жену и пятерых детей, причем я даже не знаю, куда их отправляют». Он особенно волновался при мысли о своей полуторагодовалой дочери: «Она такая ласковая. У нее такие прелестные глаза». Говоря это, он плакал, как ребенок.

На следующий день он пришел опять: «Я знаю правду. Они все погибли». И это было действительно так…

Впоследствии солдаты нам рассказали, как беззащитные армяне были убиты все до одного. Бойня продолжалась 4 часа. Женщины становились на колени, бросали своих детей в Евфрат.

«Это было ужасно, — сказал один моложавый солдат. — Я не мог стрелять, я только притворялся». Мы часто слышали, как турки выражали по этому поводу неодобрение и сожаление. Солдаты рассказывали нам, что были приготовлены повозки с волами, чтобы сбросить все трупы в реку и уничтожить следы резни.

На следующий день состоялась настоящая облава в пшеничном поле (пшеница осталась на поле и многие армяне прятались в ней).

Начиная с этого времени, непрерывно прибывали партии высланных, направляемых на бойню; у нас не было сомнений относительно их дальнейшей судьбы после единодушных свидетельств, которые мы получали из разных мест. Позднее наш кучер-грек рассказал, что эти жертвы со связанными за спиной руками, были сброшены в реку с отвесных скал. Такой метод применялся в тех случаях, когда число жертв было слишком велико для того, чтобы можно было избавиться от них какими-либо другими способами. Кроме того, облегчалась работа убийц. Сестра Б. и я сразу начали, конечно, думать о том, что мы можем сделать, и решили поехать с одним из этих конвоев в Харберд. Мы еще не знали тогда, что по приказу правительства резня совершается в пути следования, и полагали, что сможем умерить жестокость жандармов, а также предотвратить нападение курдов, поскольку мы говорим на курдском языке и имеем некоторое влияние на них.

Затем мы телеграфировали консулу в Эрзерум о своем увольнении из госпиталя и настаивали на том, чтобы он в интересах Германии приехал в Ерзнка. В ответ он телеграфировал: «Мой пост невозможно покинуть. Жду австрийцев, которые должны проехать здесь 22 июня…».

Вечером 17 июня мы пошли на прогулку с г-ном К., аптекарем штаба Красного Креста. Он, как и мы, был потрясен совершавшимися жестокостями и очень ясно выражал свое мнение по этому поводу. Он также уволился с работы. Во время прогулки мы встретили жандарма, который рассказал, что в десяти минутах ходьбы сделала привал большая партия высланных из Баберда. Он рассказал нам с ужасающей правдивостью, как истребляли этих людей и одного за другим бросали в пропасть ущелья: «Kesin, kesin, geliorlar» («Убивайте, убивайте, идут»). Далее он сказал о том, что во всех селениях насиловали женщин и что сам он тоже хотел изнасиловать девушку… Он описывал, как раздробляют головы детям, когда они плачут или мешают идти. «Там лежали три обнаженных трупа девушек. Я похоронил их, чтобы сделать доброе дело», — так закончил он свой рассказ.