Луи Бриньон - Кес Арут

Сделав замечание, Заварзин снова прильнул к биноклю.

— Эх ты! — сразу вырвалось у него. Он слегка подвигал локтями по земле, устраивая для себя более устойчивое положение для наблюдения, и вновь прильнул к биноклю.

Некоторое время офицеры наблюдали за Заварзиным, пытаясь угадать ход боя, но тот молчал совершенно. Только передвигал руки, чуть левее или чуть правее…

— Эх ты! — снова вырвалось у Заварзина.

— Что там происходит? — не выдержал один из офицеров.

— Что-то непостижимое для военной науки, — отозвался Заварзин, — если я не ошибаюсь…да нет, непостижимо… — Заварзин внезапно оставил бинокль, повернулся к офицерам и закричал:

— Штабс-капитан, немедленно трубите атаку! Конница разорвала первую линию обороны турок и движется ко второй…

Арут уже несколько часов сидел на кровати в доме Констандянов в Эрзруме. Это была та самая кровать, на которой всегда спали дети. В руках он держал разорванную куклу, которой когда-то играла его маленькая дочь. Вся комната, как и весь дом, была разграблена. Всюду валялись сломанные вещи, которые не имели никакой ценности. Постель, на которой он сидел, была вся изорвана. Видимо, кто-то искал в ней ценности. Но Арут не обращал внимания ни на что, кроме куклы, которую держал в руках. Он оторвался от неё только тогда, когда услышал в коридоре осторожные шаги. Амед молча прошёл в комнату, сел рядом с Арутом и положил руку ему на колено.

— Не знаю, что сказать тебе, — негромко произнёс он, — какие слова найти…не знаю, брат.

— Я бросил их, когда они больше всего во мне нуждались. И за это я себя никогда не прощу. Они страдали, а я…господи, как же тяжело жить!

Арут обхватил руками голову и начал качаться.

— Арут…брат…ничего не изменишь.

— Я найду Мириам и дочку, — глухо произнёс Арут, — найду их, даже если придётся перерыть всю Турцию.

— Арут, мне тяжело говорить это…но, брат…

— Тогда молчи, Ахмед. Молчи…я ничего не хочу слушать. Они живы. Живы. И я найду их.

— Когда отец утонул, я остался с Мириам. Шёл вместе с ней несколько дней. Помогал, как мог. Я бы не ушёл, если бы меня не выгнали…Я бы не оставил Мириам и твоего ребёнка, но…тогда я едва не умер. Всего несколько дней я пробыл с ними и едва не умер, так тяжело нести эту ношу. А она всего лишь женщина… и ребёнок…

— Замолчи, Ахмед! — Арут поднял на него тяжёлый взгляд. — Я не хочу слушать твои слова. Я найду их. Живых…

— Прости, брат, — Ахмед поднялся и направился к выходу. Остановившись на пороге, он дотронулся до сломанной двери, которая висела на одной петле.

— Я не говорил тебе о последних словах Мириам, потому что был уверен — ты обязательно уедешь. А это опасно. Очень опасно для тебя. Но раз ты решил…Ахмед повернулся к Аруту. «Передай, — сказала она мне, — передай моему Аруту, что я дала клятву от его имени — сжечь живьём убийцу его детей Шукри бея. Не будет мне покоя ни в жизни, ни в могиле, пока он не выполнит эту клятву».

Арут даже вида не подал, что услышал слова Ахмеда. Тот ушёл. А через несколько минут Арут спустился во двор. Там его ожидали оба брата, Вазген и Арсен. А так же Гагик и Ашот Эгоян. Все четверо сидели верхом на лошадях, но как только увидели Арута, сразу спешились.

— Всё приготовили? — коротко осведомился у них Арут.

Арсен снял с седла форму и протянул Аруту. Тот не стал медлить. И прямо на глазах у всех переоделся. Теперь перед всеми стоял молодой турецкий офицер.

Ашот Эгоян протянул Аруту документы.

— Здесь всё, что нужно. Лущев помог. Он будет ждать тебя на условленном месте.

— Хорошо! — Арут был краток.

Гагик мялся, мялся. А потом всё же не выдержал и заговорил с Арутом:

— Может, все пойдём? Отрядом? Или хотя бы меня с собой возьми…

— Нет! — непреклонно ответил Арут. — Это моё личное дело и только я поеду. Один. Вы здесь нужны. Всё. Давайте прощаться.

Арут по очереди обнял каждого, затем вскочил в седло своего коня и направился к воротам.

— Ты вернёшься? — не выдержал Арсен, ты вернёшься, брат Арут?

Арут повернул голову и чуть выждав, кивнул головой.

Тем же днём колонна из Эрзерума достигла конечной точки депортации. Города Алеппо. Мухаррем бей остановил колонну у входа в город и подозвал единственного офицера, оставшегося в конвое. Когда тот подъехал, он с довольным видом приказал:

— Отправьте телеграмму.

Достав из кармана листок и карандаш, он, не слезая с лошади, пересчитал депортированных армян. На листке появилась цифра… 11. Один ребёнок, четыре девушки и шесть женщин. Такова была численность колонны, вышедшей из Эрзрума. Из девятнадцати тысяч, в живых остались только одиннадцать человек.

Несколькими часами позже он получил ответную телеграмму следующего содержания:

«Поступил приказ о назначение вас начальником полиции Багдада. Надеемся, что и впредь вы будете так же усердны в деле борьбы с врагами империи».

Алеппо стал центром депортации армян. Со всех уголков страны сюда сгонялись остатки выживших людей и помещались в специальные караван- сараи.

Мухаррем бей сопровождал свою «колонну», когда навстречу попались несколько высокопоставленных чиновников. Один из них остановил колонну и подозвал к себе Мухаррем бея и, указывая ему на близстоящий караван-сарай, сказал:

— Поместите людей туда. Позаботьтесь о том, чтобы они имели всё необходимое. Накормите их и не забудьте вызвать врачей, чтобы они осмотрели несчастных.

Все одиннадцать оставшихся в живых подняли головы. Они не понимали, что это за новая пытка.

— Это же армяне! — изумлённо воскликнул Мухаррем бей.

— Я знаю, что это армяне, — последовал ответ.

— Но вы не можете… — Мухаррем бей порылся в кармане и вытащил бумагу. Показывая её этому человеку, он снова воскликнул: — Это приказ министра внутренних дел Талаат паши. Он предписывает уничтожать армян повсеместно и всеми способами.

Человек, говоривший с Мухаррем беем, некоторое время помедлил, потом подняв на него твёрдый взгляд, ответил:

— Можете передать министру, что я губернатор…а не палач!

Это был губернатор Алеппо, Джелаль Бей. Через несколько дней по приказу правительства он был снят со своей должности.

В ту минуту, когда происходил разговор Джелаль бея с Мухаррем беем, в приют созданный Красным крестом, вошли два человека. Пожилой, страшной худобы и молодой солдат турецкой армии, который держал в руках грудного ребёнка. Ребёнок плакал. В отдельном крыле приюта работали французские врачи. Именно туда и принёс ребёнка турецкий солдат.

Андани с нескрываемым удивлением смотрел на солдата, протягивающего ему ребёнка. Тот что-то сказал. Андани позвал Мари. Она с не меньшим удивлением смотрела на турецкого солдата с ребёнком на руках.