Луи Бриньон - Кес Арут

Эти слова услышал Мухаррем бей. С довольным лицом он похвалил солдата.

— Молодец! Можешь завтра отдыхать весь день. Выбери себе какую-нибудь армянку и веселись целый день. Потом нас нагонишь.

Солдат кивком поблагодарил начальника конвоя и, попросив разрешения, ушёл. Прихватив с собой немного еды, он отправился обратно. Констандян убаюкивал ребёнка в руках. К его плечу привалилось тело Мириам. Солдат снова опустился перед ней на колени и взял её руку. Пульса не было. Мириам была мертва.

— Я скоро вернусь, а ты пока поешь, — солдат протянул свёрток Констандяну. Тот в ответ отрицательно покачал головой.

— Возьми, прошу тебя. Тебе понадобятся силы…ешь. Я скоро.

Солдат ушёл. Констандян, глядя на лежащую в руках внучку, раскрыл свёрток. В нём лежал хлеб и немного мяса. Желудок отказывался принимать пищу, но Констандян заставил себя съесть содержимое. Вскоре вернулся солдат. Кроме винтовки в руках у него была лопата.

— Дай мне девочку, а сам возьми дочь, — так же тихо, как и раньше, сказал он.

Констандян молча передал ребёнка, а в следующую минуту взял на руки тело своей дочери и последовал за солдатом. Солдат вывел его за территорию охранения и повёл в сторону опушки леса, видневшегося недалеко от них. Они шли до тех пор, пока лагерь не скрылся из глаз. Увидев, что они отошли достаточно, солдат остановился и осмотрелся. Шагах в двадцати стояло огромное дерево. Солдат направился туда. Констандян пошёл за ним следом. У дерева солдат остановился и повернулся к Констандяну.

— Положи дочь!

Тот повиновался. Нагнувшись, он бережно положил Мириам возле дерева. Солдат передал ему внучку. Констандян взял её на руки. Сразу после этого солдат бросил винтовку, снял с себя верхнюю часть формы и взялся за лопату.

— Где вы жили? — тихо спросил у Констандяна солдат.

— В Эрзеруме! — так же тихо выдавил из себя Констандян.

— Похороним её так, чтобы она могла смотреть туда, где находится её дом.

Вслед за этими словами солдат начал копать могилу. Два часа он, не переставая, копал и копал. Закончив, он взял Мириам и с ней вместе опустился в могилу. Солдат бережно уложил её, и немного постояв над её телом, выбрался из могилы. Констандян стоял на краю могилы, пока солдат забрасывал её землёй. Слёз у него больше не было. Солдат не прекращал трудиться. Соорудив над ней бугор, солдат срезал несколько толстых веток и, достав из кармана верёвку, начал их перевязывать. Соорудив крест, он воткнул его у края могилы. Солнце уже поднималось с востока, когда он закончил. Солдат подошёл к винтовке и снял с неё штык. Затем подошёл к дереву и начал что-то вырезать. Закончив, он встал на колени, лицом к востоку и начал молиться. Констандян подошёл к дереву и прочитал надпись, сделанную на турецком языке.

«Во имя аллаха, не оскверняйте эту могилу!

«Здесь лежит прекраснейшая из женщин»

«И достойнейшая из матерей»

Закончив молиться, солдат поднялся и подошёл к Констандяну.

— Запомни это место, — сказал он, указывая на могилу, а потом, поднимая руку кверху, добавил: — Это дерево твоей дочери.

— Дерево Мириам, — тихо произнёс Констандян.

— Пора идти. Времени у меня немного. Надо будет возвращаться.

— Кто ты, солдат? — Констандян задал этот вопрос, с глубокой благодарностью глядя ему в глаза.

— Какое это имеет значение. Для вас я всегда буду оставаться тем, кого вы с ненавистью называете «Турок».

Вскинув винтовку за плечо, солдат взял у него из рук ребёнка и, повернувшись, зашагал в сторону деревни.

Семья Аршавира Констандяна обедала, когда услышала за воротами конский топот. Вслед за ним раздался стук в дверь.

Констандян отправил десятилетнего сына открывать дверь. Мальчик открыл дверь и сразу залюбовался человеком, который пришёл к ним в гости. Человек был одет в серую форму. Форму перепоясывала портупея. Слева у него висела сабля. Справа кобура, из которой выглядывала рукоять револьвера.

— Кто пришёл? — раздался голос Констандяна.

— Дядя военный, — ответил мальчик.

— Военный?

Через минуту после этого возгласа, сам Констандян вышел из дома и подошёл к дверям. Он с удивлением смотрел на молодого военного.

— Я Арут! — негромко представился военный.

— Какой Арут? — не понял Констандян.

— Я женат на Мириам. Дочери вашего брата.

— Арут? Кес Арут? — Констандян в себя не мог прийти от изумления. Он бросился обнимать Арута и при этом постоянно приговаривал:- Какое счастье тебя видеть живым и здоровым. Цовик, Софа… — крикнул он жене и дочери, — накрывайте на стол…наш Арут приехал…какая радость…какая радость!

— Арут? — сразу раздались два женских голоса, а вслед за ними показались дородная женщина и молодая, лет шестнадцати, девушка. Они тут же подошли к Аруту и по очереди обняли. Старшая с радостной улыбкой, а младшая…сильно краснея.

Арут был смущён столь тёплым приёмом. Он без вопросов и слов последовал за радушными хозяевами в дом. Стол был накрыт в течение нескольких минут. Поставили всё, что только было в доме.

— Вино хорошее, Арут джан, — Аршавир Констандян кивнул на стоявший кувшин, — сам сделал. Вкус…просто с ума сойти.

Жена с дочерью тоже сели за стол. Сын стоял чуть в стороне и с явным любопытством смотрел на Арута.

Налили вино в чаши и молча выпили. Сразу после этого, Арут обратился с вопросом к Констандяну.

— У вас нет вестей от брата?

— Нет. Ничего нет, — Констандян сразу расстроился, — сколько времени прошло. А от них ни одной весточки не получил. Не знаю, что и думать…

При этих словах Арут немного побледнел.

— Я надеялся, что хотя бы вы знаете, где они. Я уже не могу, — признался Арут с глубоким отчаянием, — не могу. Всюду их ищу,…всех спрашиваю. Никто ничего не знает. Как будто исчезли совсем. Сердце болит, дядя. А вдруг с ними что-то случилось? А вдруг они не перешли через границу? А вдруг их турки угнали куда-нибудь? Я с ума сойду от этой неизвестности…

— Ну, ну Арут джан, — приободрил его Констандян, — не стоит так расстраиваться. Вот увидишь, ты обязательно найдёшь свою семью.

— Дай-то бог. Дай-то бог, дядя Аршавир…но не будет мне покоя, пока не узнаю, что с ними. Ведь я даже не знаю, кто родился. Мириам была на сносях, когда я уехал. Не знаю, как прошли роды? Здоров ли ребёнок? Здорова ли Мириам? Спать не могу… — Арут расстегнул верхнюю пуговицу кителя. — Как глаза закрою, сразу Мириам вижу…протягивает ко мне руки и говорит: «Арут, что же ты бросил нас?» Невыносимо это…

Все молча смотрели на переживания Арута. Особенно дочь Констандяна, Софа. Она с такой нежностью и болью смотрела на него, словно понимала, что у того творится на сердце.