Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

– В чем дело, Папа?

– Не хотел бы ты сочинить оперу для Миланского театра?

К его изумлению, Вольфганг молчал. Леопольд чуть было не закричал: «Ты что – ума решился?» – но, сделав над собой усилие, спросил:

– Разно ты не слышал моего вопроса?

– Я слышал, Папа, – но… – Он заметил, с каким вниманием слушает его Гассо. – Маэстро Гассе, мне очень понравился «Деметрио». Я знаю наизусть почти все арии.

– Спасибо, Вольфганг.

Нет, его сын не решился ума, подумал Леопольд. Более изящного комплимента не придумаешь, это, без сомнения, поможет делу.

– Но, маэстро, – продолжал Вольфганг, – когда я слушал ее, мне стало так нехорошо.

Все ждали, что последует дальше.

– В зале было столько посторонних звуков, что я часто не мог разобрать слов.

– Такова уж итальянская публика, – сказал Гассе.

– Почему бы им не принимать заранее слабительное, может, тогда притихли бы, – заметил Вольфганг.

Леопольд замер от ужаса. Вольфганг, конечно, прав, но какая грубость!

– Значит, итальянская публика всегда так шумно ведет себя? – обратился Вольфганг к Гассе.

– За очень редкими исключениями.

– Вы бы посмотрели, что делается в Неаполе, – вмешался Пиччинни. – Потому я и пишу такую бравурную музыку. Иначе ее не услышат.

Миланская публика ничуть не лучше, заметил Саммартини. Мысливечек сказал, что флорентийская публика заглушает иногда даже оркестр; Гассе объявил, что итальянскую публику только тогда увлечешь, когда действие касается непосредственно ее. Разговор необычайно оживился.

Композиторы говорили, перебивая один другого, и было трудно что-нибудь разобрать, но граф прервал беседу, хлопнув в ладоши.

– Браво! Вы полностью подтвердили правоту мальчика! – воскликнул он и жестом приказал Вольфгангу начинать.

Когда он кончил, все композиторы, включая Пиччинни, зааплодировали, а затем граф попросил Саммартини испытать композиторские способности мальчика.

Саммартини велел ему сочинить четыре новые арии на слова Метастазио. Вольфганг мгновенно выполнил заданное, и Саммартини, прочитав ноты, объявил:

– Ваше сиятельство, они действительно прекрасно написаны.

Его поддержал Гассе, затем Мысливечек; последним, хоть и неохотно, высказал свое одобрение Пиччинни.

Граф Фирмиан поздравил Моцартов. Он был доволен: мальчик произвел должное впечатление, и музыкантам ничего не оставалось, как одобрить сочинение ребенка, хотя в душе каждый остался при своем мнении.

– Ваше сиятельство, мой сын сочтет за честь написать для вас оперу, – сказал Леопольд.

– Не для меня, а для эрцгерцога, – поправил граф Фирмиан. – Все будет зависеть от нею.

Леопольд пришел в недоумение. Слово графа ведь закон в Милане. Просто он, подобно всем правителям, никогда не даст прямого ответа, тут же решил Леопольд.

– Если ваш сын выступит у меня во дворце на приеме в честь невесты эрцгерцога принцессы Моденской и ее отца герцога и им понравится музыка, пожалуй, можно будет надеяться на получение заказа.

– Да благословит вас бог за вашу доброту, ваше сиятельство.

– Постарайтесь, чтобы мальчик был на высоте. Вольфганг хотел было сказать, что он и так всегда на высоте, но Леопольд поспешил заверить графа:

– Без всякого сомнения, ваше сиятельство.

– Прекрасно! Вольфганг, вы что-то хотели сказать?

– Это, наверное, будет замечательный, торжественный прием, ваше сиятельство.

– Вы не боитесь?

– Чего же бояться, ваше сиятельство? Надо только настроиться на торжественный лад.

Увидев, что граф Фирмиан рассмеялся, а вовсе не рассердился, Леопольд сказал:

– Ваше сиятельство, Вольфганг мог бы быть отличным первым капельмейстером или концертмейстером. Он уже третий концертмейстер в Зальцбурге.

Вот была бы потеха, подумал граф Фирмиан: шестнадцатилетний правитель, а при нем четырнадцатилетний капельмейстер!

– Он нисколько не уступает музыкантам, вдвое старше его.

– Интересная мысль. Итак, мой управляющий договорится с вами о концерте. – Это был знак, что аудиенция окончена.

Саммартини поздравил Леопольда с успехом, его примеру последовали Мысливечек и Пиччинни, хотя Леопольду казалось, что оба они раздражены, а Пиччинни так даже ненавидит в эту минуту Вольфганга. Но куда же девался Гассе?

А Гассе уже спускался с младшим Моцартом по красивой мраморной лестнице: они обсуждали любимое блюдо Вольфганга – клецки с кислой капустой. Гассе приглашал мальчика на настоящий немецкий обед, сытный и вкусный.

– Мы очень благодарны вам за приглашение, маэстро, – сказал подоспевший Леопольд, – но неизвестно, будет ли у Вольфганга время. Ему придется усиленно готовиться к концерту.

– Вы следите за каждым шагом сына, это может испортить его.

– Разве похоже, что я его порчу? – спросил Леопольд.

– Пока нет, но неизвестно, как это отразится на нем в дальнейшем.

– Он нуждается в руководстве. Он еще очень молод.

– Только по годам.

– И он не возражает против моего руководства. Разве не так, Вольфганг?

Вольфганг, которому наскучила Папина муштра, хотел было сказать: «Нет!» Но у Папы на глазах выступили слезы: и Вольфганг пожалел Папу. Только бы маэстро Гассе не заметил Папиных слез. Взяв Папу и Гассе за руки, он спросил:

– Как вы думаете, граф даст мне заказ?

Тут Леопольд вспомнил о влиянии, каким располагал Гассе, и смиренным тоном сказал:

– Я уверен, господин Гассе лучше нас с тобой может ответить на этот вопрос.

– Думаю, ответить на него не может никто. Пока что. Слишком многим людям нужно угодить.

Леопольд продолжал:

– Но мне кажется, его сиятельству мы угодили.

– Вполне возможно, – ответил Гассе. – Его сиятельство – человек со вкусом.

На приеме в палаццо Фирмиана в честь принцессы Моденской и ее отца присутствовало сто пятьдесят человек, представлявших верхушку миланской знати.

Программа Вольфганга состояла из его собственных произведений и вещей Саммартини – композитора, пользовавшегося в Милане самой большой популярностью. По просьбе графа Фирмиана Вольфганг сыграл четыре арии, написанные им во. время аудиенции. Герцог Моденский громко аплодировал, а принцесса сказала:

– Его музыка очень мелодична, а играет он просто виртуозно. – Вслед за этим многие из присутствовавших аристократов принялись кричать:

– Браво, Амадео!

Вскоре Вольфганг получил заказ написать музыку к драме, которой предполагалось открыть следующий сезон в Миланском оперном театре. Все переговоры велись между Леопольдом и графским управляющим доном Фернандо Джермани. По представлении оперы в готовом виде Вольфганг должен был получить сто цехинов, кроме того, ему предоставлялась бесплатная квартира на время работы над оперой. Либретто предстояло выбрать графу Фирмиану, он пока не остановился, на чем-то определенном, хотя и склонялся к пышной опере-сериа.