Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

– Нет, ни единой ноты. – Леопольд просмотрел ре-мажорный концерт, когда Вольфганг был во дворце, но скрыл это от сына, не желая его огорчать. – Но этот концерт восхитителен.

Маме концерт тоже понравился: Вольфганг видел по ее улыбке. Наннерль спросила:

– Почему ты его так построил?

Вольфганг пожал плечами. Он-то знал почему, но что-то мешало ему ответить.

– Adagio – это признание. Гимн любви, которая могла бы быть, но прошла стороной, – сказала Наннерль.

Значит, Наннерль тоже страдала. Он остро почувствовал свою близость к сестре и спросил:

– Разве способен человек выразить невозможное?

– Что значит «невозможное»? – отозвался Папа. – Для гения все возможно.

– Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь сочинил такую музыку для меня, – сказала Наннерль.

Но Вольфганг решительно ответил:

– Я написал ее только для себя, ни для кого другого. И смутился оттого, что выставил напоказ свои чувства.

Папа не стал упрекать сына, а только сказал:

– Надеюсь, ты сочинишь еще много подобных концертов для скрипки, это лишь начало.

– Буду стараться. – В голове уже начала слагаться новая тема.

– Можно мне взять этот концерт, Вольфганг?

– Сыграть?

– Нет, на память.

– Постойте, Папа. – Вольфганг взял партитуру из рук удивленного Леопольда, написал в самом конце: «Concerto di Violino di Wotfgango Amadeo Mozart, Salizburgo, li 12 di Sep-tembre 1775» («Концерт для скрипки Вольфганга Амадео Моцарта, Зальцбург, 12 сентября 1775 года») – и с улыбкой вручил отцу.

Вольфганг незамедлительно приступил к четвертому концерту для скрипки. Он решил писать его в ре-мажоре, поскольку предыдущий концерт в этой тональности его не удовлетворял; первую часть он назвал Allegro и с самого Начала писал ее со страстным увлечением. Жизнь бурлила в нем. Восхищение родных доставляло ему огромную радость. На свете не было композитора, которому он мог бы завидовать. Вольфганг до сих пор вспоминал, как радовалась Мама, когда он закружил ее в танце. Если музыка первой части третьего концерта была симфонической, то эту он писал танцевальной. Ритм возбуждал, пьянил, но, даже сочиняя столь веселую и искрящуюся музыку, он ни на минуту не забывал о строгих законах композиции.

Дойдя до второй части, Вольфганг назвал сочинение «моим страсбургским концертом», потому что использовал в нем мелодию, популярную в этом городе. Его природная жизнерадостность вновь взяла верх, и он написал Andante canta-bile как страстную серенаду, без тени печали или торжественности.

Скрипичное соло звучало, в сущности, как превосходная ария. И хотя мелодия, казалось, трепетала от сдерживаемой страсти, она текла плавно, «как по маслу», сообщил он Папе.

Завершил он концерт Kondo, которое было одновременно и песней и танцем. Он отказался от общепринятых сложнейших скрипичных пассажей и вновь закончил концерт спокойно, так, чтобы скрипач виртуозной техникой не подавил музыку.

И сразу же перешел к пятому скрипичному концерту. Он построил его, как и предыдущий, только избрал тональность ля мажор, да и содержание концерта было совсем иным. Пусть теперь музыка говорит сама за себя.

Партитура, написанная с кажущейся простотой, была вся пронизана нежностью и сдержанной страстью. Этот концерт, сжатый, почти как гайдновский квартет, стал самым задушевным из всех его скрипичных концертов. Вольфганг решил, что мир, возможно, и суетен, но музыка должна быть возвышенной.

Он отдал Папе оба концерта. Шел декабрь 1775 года, девять месяцев прошло с тех пор, как он обещал написать один скрипичный концерт. Когда начинал, все распускалось под ласковым весенним солнцем, а теперь стояла суровая, беспросветная зима; снег толстым слоем покрывал землю, небо сделалось свинцово-серым, и Вольфганг считал, что его все покинули, даже случайная птичка не подлетала к окну, чтобы порадовать его взор. Он вдруг почувствовал себя утомленным, подавленным, опустошенным. Поднявшись до таких высот, он вдруг спустился на землю. Он боялся, что Папе не понравится его пятый скрипичный концерт – такой не похожий ни на один известный концерт, в нем нет и намека на парадность, характерную для итальянской музыки.

Концерт ля мажор поразил Папу. Он показался ему конечным выражением его собственной «Скрипичной школы». Божественно прекрасный – Леопольд не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства.

Они были одни в концертном зале – Вольфганг слишком устал, чтобы делиться своей музыкой с кем-то еще, – и каждый ждал, когда заговорит другой.

– Вот как! А ты и не сказал, что их два! – наконец резковато воскликнул Папа.

– Вы хотите знать, в каком порядке я их писал? Не все ли равно?

– Их невозможно сопоставить. Они совсем разные.

– Сыграйте на выбор, какой вам больше нравится.

– Не для того же ты их сочинял! Помолчи минутку. Не оправдывайся, это ни к чему, да я и не поверю. Мне они не под силу, да и ты вряд ли сыграешь. Со временем, если будешь много упражняться.

– Я могу их сыграть. Они вам нравятся?

– Разве это так важно?

Теперь заупрямился Вольфганг. Он сделал вид, будто готов разорвать партитуры, но Папа не отдал их, посмотрел на сына, как на сумасшедшего, и сказал:

– Все дело в том, понравятся ли они Колоредо.

– А помните, что случилось с симфониями?

– Еще бы! Но если один из концертов возьмется сыграть Брунетти, Колоредо может и одобрить. Ему нравится игра Брунетти, кроме того, архиепископ любит скрипку, поскольку сам на ней играет.

– Но вам-то они нравятся, Папа?

– Сначала я должен их услышать. В сторону сантименты! Партитуры надо немедленно отдать переписчику, пока ты их не растерял. Но за перепиской придется понаблюдать, иначе насажают кучу ошибок.

– Но вы ведь недолюбливаете Брунетти и все-таки хотите, чтобы он исполнил один из концертов?

– Какое это имеет значение? Наш первый концертмейстер пользуется благосклонностью Колоредо, по его мнению, Брунетти – лучший скрипач Зальцбурга.

Леопольд сказал Колоредо, что Вольфганг сочинил концерты, памятуя о любви его светлости к скрипке, и тогда архиепископ согласился их послушать. Музыкант несколько преувеличивает, подумал Колоредо, но скрипку он действительно любил, и к тому же его интересовал музыкальный вкус юноши. Как и ожидал Леопольд, Брунетти остановил свой выбор на четвертом концерте, Вольфганг решил играть пятый: в третий он вложил слишком много личного. Брунетти предложил, кроме того, исполнить какое-нибудь трио вместе с архиепископом и Вольфгангом.

Концерт состоялся в Конференцзале Резиденции в январе 1776 года, за неделю до дня рождения Вольфганга – ему исполнялось двадцать лет, – и Леопольд, до тонкости изучивший нее дворцовые порядки, подумал: теперь Колоредо придется признать Вольфганга равным Брунетти.